— Может, тебе воды принести или еще чего-нибудь?
— Дидада, — гулко отозвалась кабинка.
— Что? Прости, не поняла.
Дверца кабинки открылась, явив миру опухший красный нос. Обладательница носа высунулась все-таки наружу и почти членораздельно сказала:
— Не надо.
Кстати, это оказалась Лаванда Браун. Ну, собственно, выбор был небольшой: либо эта, либо темненькая такая, у которой еще сестра в Рейвенкло. И дверь захлопнула обратно.
— Ну хоть чем-нибудь я могу помочь?
— Да! Уйди! — всхлипнула Лаванда из кабинки.
— Да пожалуйста, — усмехнулась Гермиона, но, конечно, никуда не ушла, а устроилась поудобнее в ожидании.
В кабинке активно жалели себя, ревели, вздыхали, выли, еще ревели и так далее по кругу. Вот у кого надо учиться страдать, оказывается! Кто бы мог подумать, что у болтушки Браун такой потенциал?
За дверью походили и перестали. Значит, опять началось занятие. Браун наконец-то перестала рыдать совсем уж в голос, и Гермиона сочла возможным выдать свое присутствие.
— Наревелась? Рассказывай теперь.
— Ты не ушла?! — возмутилась Лаванда.
— Как видишь. Не могла же я тебя бросить в таком состоянии.
— А вот и могла!
— Раз не бросила, значит, не могла, остальное ерунда. Так что у тебя случилось?
— Ты слизеринка. Я не могу тебе рассказать.
Ну вот, началось.
— Почему не можешь? Что я, по-твоему, могу сделать плохого с твоим рассказом?
— Ты можешь надо мной посмеяться.
— Обещаю, что не стану, — «при тебе», мысленно добавила Гермиона.
— Ты можешь всем рассказать, что я плакала.
— Во-первых, я и так могу, не зная причины, а во-вторых, думаешь, они сами не догадываются?
Из кабинки снова донесся протяжный всхлип, грозивший перейти в новую порцию рыданий.
— Может, тебе все-таки водички?.. Нет?.. Слушай, давай заключим сделку. Я никогда никому не говорю, что видела тебя сегодня здесь, а ты за это рассказываешь мне, что там у тебя случилось.
— Зачем я буду тебе это все рассказывать?
— Ну, возможно, тебе нужно выговориться. А может быть, не помешает взгляд со стороны. А я — это уж точно взгляд со стороны, согласись.
— Ладно, — вздохнула Лаванда, наконец-то вылезла из кабинки и тут же метнулась к зеркалу. — Ой, какой у меня вид!
В этом, конечно, была изрядная доля кокетства. У Гермионы вот такого вида все равно не будет, хоть плачь, хоть не плачь, но она же не переживает. А о том, как она чуть не впала в истерику из-за остриженных волос, не стоит вспоминать, ну правда.
— Мне сказать тебе, что ты красивая, что ли? Без меня разберешься, не слепая вроде.
Лаванда посмотрела на нее непонимающим взглядом, но потом, видимо, решила не обдумывать сказанное и без предисловий взялась за изложение своей большой беды.
— Это все из-за Уизли!
— Которого? — уточнила Гермиона. Она не знала их всех в лицо, но успела усвоить, что Уизли в школе как-то утомительно много.
— Из-за Рона, конечно! Так вот. У нас сегодня были Чары, меня поставили в пару с ним, и он сказал...
— А что вы отрабатывали-то?
— Вингардиум Левиосу, да какая разница! Главное, у меня не получилось, у него тоже, и он сказал, что это все из-за меня, что я его отвлекала, и я болтушка и сплетница, и я невыносимая и поэтому со мной никогда не будут мальчики дружиииить, — заголосила было она, но все-таки удержалась.
— Мерлин, какая чушь. И вот из-за этого ты тут столько времени ревела? Ты же сама знаешь, что это чушь.
— А вдруг из-за того, что я болтушка, со мной правда мальчики дружить не будут?! И я тогда останусь старой девой, и буду страшная и некрасивая, как тетка Лиз, и...
— Да ну, тоже ерунда. И между прочим, знаешь, что я думаю?
— Что?
— Я думаю, ты просто нравишься этому Уизли, вот что!
— С чего ты взяла? — удивилась Лаванда.
— Ну как же, это известная вещь: когда маленьким мальчикам нравятся девочки, они их дергают за косички и всячески обижают, чтобы привлечь внимание. Это потом они учатся дарить цветы и все такое, а сначала что умеют, то и делают.
— Ты правда так думаешь? — обрадовалась было Лаванда, но тут же снова помрачнела. — Ты извини, конечно, но что ты-то об этом можешь знать, ты же...
«Страшная лохматая заучка с большими зубами? Спасибо, я в курсе».
— Я теоретик, — важно заявила Гермиона. — А теоретикам виднее. Точно тебе говорю.
Возможно, через пару-тройку лет Лаванда вспомнит этот разговор и уверует, что Уизли от нее без ума. Возможно, она даже захочет осчастливить его своей благосклонностью. Какая гадость. Заслуживает ли Уизли такой гадости? О да, безусловно!