Но самый щедрый свой подарок она приберегла для гриффиндорцев. Потому что раздражали. Сидят в библиотеке, шушукаются, Поттер даже в Запретную Секцию чуть не залез — зачем, спрашивается?! В общем, даже просто находясь в одном помещении с ней, они мешались. Поэтому тем же вечером Гермиона засела в библиотеке, терпеливо дождалась прихода гриффиндорцев и довольно громко для библиотеки пошла сдавать мадам Пинс «Величайшие достижения алхимии». Мадам Пинс демонстративно проверила книгу на предмет карандашных пометок, порванных страниц и прочего непотребства, и из книги ожидаемо выпала загодя положенная туда закладка.
— Это ваше, как я понимаю.
— Да, это мое, извините. Самая интересная статья во всей книге, удивительно, каких высот достигла алхимия благодаря Николасу Фламелю.
Они с мадам Пинс вежливо поулыбались друг другу и поддерживать светскую беседу дальше не стали. Гермиона пронаблюдала некоторое волнение среди двух гриффиндорцев. Значит, услышали. Ну, в таком случае, Счастливого Рождества им.
В Хогвартс-экспресс Гермиона села с неизвестно откуда взявшимся чувством выполненного долга.
Привет от подсознания
Было так невероятно странно снова увидеть маму и папу. Находясь далеко от них, Гермиона по ним, в общем-то, не скучала и вспоминала о них скорее как о факте своей биографии (родилась, росла, училась, есть родители). Поэтому она вовсе не была уверена, что в состоянии будет симулировать радость встречи, но притворяться почти и не пришлось. Она была действительно рада, когда заметила их на вокзале, хоть и не очень поняла, почему. Оставалось всего-то ничего: транслировать эту радость вовне, так, чтобы она была заметна и при этом выглядела как спонтанное, непродуманное проявление чувств. Ох, какая гадость эти человеческие отношения. В Слизерине было проще...
Во время первого семейного ужина она взахлеб вываливала все хогвартские сплетни, которые только смогла вспомнить, разбавляя их рассказами о «замечательной подруге Дафне» (ну пусть родители наконец-то порадуются, что у нее есть друзья!), «знаменитом мальчике Гарри Поттере» и «таких здоровских ребятах из Квиддичной команды, о, Квиддич — это такая игра...» Охрипла. Остаток вечера с чистой совестью молча пила молоко и слушала, что интересного случилось дома за эти месяцы. Вообще, несмотря на то, что играть здесь приходилось больше и активнее, дома оказалось неожиданно уютно. Наверное, потому, что в Слизерине никого не волновали мелкие детали ее поведения, но любой крупный просчет мог привести к ощутимым неприятностям и противостоянию с факультетом. Здесь же на кону было только настроение ее родителей. Там маски были почти необходимостью. Здесь — ее доброй волей. Добрая воля обязывала куда больше и не давала того странного чувства, которое возникало порой в школе, что маску можно просто снять, потому что, в конце-то концов, всем же все равно!.. Зато было гораздо понятнее, ради чего она вообще все это делает...
Не надо было столько об этом думать. Просто не надо. Тогда, глядишь, и ночью бы спала спокойно. Гермионе почти никогда не снились кошмары, самое неприятное, что с ней случалось, это грустные и скучные сны, после которых она просыпалась в плохом настроении. Но ночь после приезда домой стала одним из несчастливых исключений.
Гермиона стояла в одном из коридоров Хогвартса. Она никогда еще не бывала именно в этом месте раньше, но Хогвартс все-таки достаточно узнаваем, чтобы уверенно об этом говорить. К тому же, Гермиона, просто знала, что находится именно в Хогвартсе, в Восточном Крыле, на третьем этаже.
«Умереть мучительной смертью», — эхом раздался в коридоре голос Альбуса Дамблдора. Надо было немедленно бежать отсюда, но Гермиона не могла пошевелиться, будто окаменела. Одна из дверей тихо приоткрылась и из нее выползло чудовище. Это была огромная змея с множеством голов. Лица у змеиных голов были человеческие. Это были ее сокурсники-слизеринцы. Змея шипела, извивалась и источала опасность. Во сне Гермиона знала язык змей, поэтому понимала, что та говорит ей, что грязнокровке не место в Доме Салазара, поэтому она умрет. Смерть почему-то не очень испугала Гермиону, но ей овладело отвращение. Пускай ее жизнь закончится прямо сейчас, но не так, не от этой пакости, только не это!