Выбрать главу

Мы пили, продолжали общаться, я заказал ей еще, она стала было собираться: «Ох, да мне хватит уже, да и бежать уже надо, тропическую рыбу почистить, да приготовить ее на пару´».

Я вещал о родственных словах — общих для готского и английского. О местоимениях, об уродливом символе в виде шипа, для обозначения звука «зэ», ведь это делается в большинстве печатных текстах. Можно взглянуть в библии короля Якова, часто ли там этот символ можно увидеть?  Возможно готический язык и выглядит, как сумасшедший двоюродный дедушка, но он часть нашей языковой семьи, так что все нормально.

А Индира в свою очередь делилась информацией о колюшках. Что их можно найти в здешних прудах и ручьях. Они размером примерно с палец. Весной, когда у них брачный сезон, самцы меняют цвет с серебристого на оранжево-красный. Это то, чем они занимаются — вместо болтологии в барах ни о чем.

И у них тоже есть паразиты. По утверждению Индиры, они есть у всех. Даже у паразитов, есть паразиты. Я начал цитировать отрывок из Свифта о том, как мелкие блохи охотятся на более крупных. Она рассмеялась от души и закончила отрывок за меня, хорошо, что она это сделала, я бы все испортил. Ее мелодичный акцент превратил мое скверное цитирование — в музыку.

Но так или иначе, колюшки, как я уже и говорил — маленькие. Питаются они личинками комаров, икрой разных рыб. Ну а все что крупнее, разумеется поедает их. Колюшки, что посообразительней — ныряют поглубже, дабы спастись от болотных птиц, которые рассматривают их в качестве сардин, только без оливкового масла.

Сообразительные колюшки — это факт. Но у них иногда наблюдаются, плоские черви. Вот с ними-то, колюшки становятся более плавучими, и нырять хорошо уже не получается. Вот тут они и превращаются в отважных. Они не убегают, точнее не уплывают от тех же цапель. Колюшки даже меняют свою цветовую окраску — имитируют процесс размножения, короче делают все, кроме вывешивания таблички «СЪЕШЬ МЕНЯ!»

Нужны ли этим плоским червям болотные птицы, на следующем этапе своего жизненного цикла? А «Сэм Адамс» — хорошее пиво? Вопросы риторические. Мда… по отношению к колюшкам, весьма жестко. Но ни один плоский червь так и не появился на шоу доктора Фила, чтобы рассказать, насколько виновато они себя чувствуют.

— Эти черви, заполняют кишечный тракт колюшек, и разумеется получают большую часть питательных веществ из того, что едят рыбы. Неудивительно, что колюшки впадают в отчаяние, — рассказывала Индира. — Другие виды паразитов более коварны, например — токсоплазма.

Похоже мое лицо выдало грустную гримасу, потому что Индира прервалась и спросила:

— Вам она известна?

— Боюсь, что да, — ответил я. — Еще в восьмидесятых, трое или четверо моих друзей умерли от СПИДа. Двое из них, получили абсцессы мозга от токсоплазмозов. Они как бы сходили с ума.

— Да, люди с нормальной иммунной системой могут переносить токсоплазму всю свою жизнь, даже не подозревая о том, что она у них есть, — кивнула она. — Миллионы людей точно так и переносят, особенно те, у кого имеются кошки. Малярия размножается в кишечнике комара, токсоплазма живет во многих животных, но для размножения ей нужен кишечник кошки. Но разве это гарантирует, что она попадет туда?

— Это вы, о чем? — вопросил я. — У меня были кошки и коты, да и сейчас есть один. И люблю я их больше собак. Если так рассудить, то у моих друзей, что подцепили СПИД и заболели токсоплазмозом — были кошки. Я даже какое-то время присматривал за таким котом, когда его хозяин лежал в больнице.

— Крысы и мыши переносят токсоплазмозу так же, как и мы — люди, — сообщила Индира. — И от этого они совсем не страдают. Но если обычные мыши или крысы чувствуют запах кошачьей мочи, то настораживаются и убегают. Прячутся. Знают, что такой запах означает опасность. Зараженные крысы и мыши — не боятся кошачьей мочи. Как вы думаете, каких хвостатых серых, кошки едят чаще всего? Ну и куда попадает токсоплазма?..

Я немного поразмышлял, затем представил себе жалких треклятых мышей и крыс — марионетками. Как невидимые ниточки, соединили их лапки. Четко увидел их дергающиеся носики, и как они подчиняются еще более невидимому кукловоду.

«Мандельбаум» конечно не их тех баров, чей кондиционер пытается превратить его атмосферу, в январский климат Земли Баффинова. И тем не менее, я поежился.

— Ну что-то подобное делает токсоплазма с людьми, у которых иммунитет в порядке? — вопросил я. У меня внезапно проскочило нежелание, чтобы Аларик — это мой пушистый ленивый котяра, которого я назвал в честь готского короля (не думаю, чтобы его это волновало), набросился на меня.

Индира послала мне еще один из этих… оценивающих взглядов, затем подметила:

— А у вас довольно интересные вопросы, не так ли?

— Эмм… Как ни крути, но у меня же есть кот. И я поведал ей о хищнике, захватившем мою квартиру. Аларик — самый смертоносный охотник в своей категории. Во всяком случае так и будет, если тебе доведется стать лакомством для этого котяры.

— Я поняла, — ответила она, — ответ — да. Токсоплазма не превращает людей, в корм для кошек. Хотя… на поведение влияет. Мужчин делает более подозрительными и менее готовыми принимать социальные правила. Женщины, напротив становятся дружелюбнее. Ну это не то, чтобы сильно заметно, по крайней мере у людей. Однако измерению подобные вещи — поддаются. Паразиты развили способность влиять на своих хозяев, на протяжении миллионов лет и миллионов-миллионов поколений.

— И как же с этим жить? — вопросил я. После нескольких бутылок пива, мой вопрос ощущался как-то более проникновенно. Вот эти маленькие существа, находятся внутри более крупных существ — безмозглых существ, в обычном смысле этого слова. Но эти маленькие паразиты заставляют большие существа делать то, что они хотят, то, что необходимо им — так или иначе, хоть с мозгами они, хоть без мозгов.

— Я всецело понимаю вас, почему вся эта информация так сильно возбуждает интерес. Чем глубже приходится копать, тем больше обнаруживается, что только-только начинаешь касаться поверхности, — разъяснила Индира, — когда я родилась, тогда и знать-то не знали ничего об этом. Уверена — через двести лет исследователи выяснят удивительно новые факты, о паразитах и их носителях.

Хм… вот я как раз был не очень-то уверен, что филологи узнают удивительно новые факты касательно готики, через те же двести лет. А ведь и в самом деле это так. Чтобы больше узнать о языке, нам пришлось бы придумать свежеиспеченные тексты. Возможно какой-нибудь Великий готический роман — ну примерно, как из области: «Великая готическая хроника» или «Житие великого готического святого», которые появились бы в каком-нибудь монастыре в Италии, Испании или даже в Крыму. Да, это возможно, но лично я… не особо надеюсь на это. Как не надеются и те несколько десятков людей, находящихся в разных точках мира, которые могли бы разобраться в Библии Ульфила при помощи пистолета, фотоаппарата, словарного запаса и терпения.

Что-то еще промелькнуло в моем маленьком мозгу-бусинке, похоже пивом накачался я неплохо. И я продолжил рассуждать:

— Предположим, есть паразит, он способен жить в людях, однако для спаривания, ему необходим другой хозяин.

— Вы правы, допустим, что такой есть, — игривым тоном подтвердила Индира. Без сомнения, что так оно и было, она ж на этой теме карьеру сделала. Я поддерживал нашу беседу, она выпила уже изрядную порцию скотча. — Ну и что тогда? — продолжила она.