– И не подумаем, – помогла ей Андея. – Пока отец не придёт.
– За ним уже послали, – уведомил сотник, укоризненно глянув на охальницу принцессу, из пасти которой продолжала поступать пена. – Ты бы хоть слезла с него. Раздавишь.
Инга кивнула, и её каменная задница сползла на пол. Ногу с шеи цербера пришлось убрать: сидеть нараскаряку перед мужчинами было неловко. Вдруг у неё там «видно», а она даже не в панталонах. Цербер выдохнул с таким облегчением, что она ему даже посочувствовала. Что бы ни толкнуло придурка на путь предательства, вряд ли какие-то пустяки. Не похож он на пресловутого поклонника тридцати серебряников. Не тот формат.
– Где она? – неправдоподобно деловито осведомился ворвавшийся в птичник папа.
Господину указали, и тот нарисовался в дверном проёме. Шин-хад явно переоблачался из домашнего в цивильное, когда его настигла новость о покушении на дочь. Рубаху в штаны заправить успел, а вот закончить с обувкой – нет. Так и явился: левый сапог на ноге, правый в руках.
– Ты? – весьма удивился диктатор, узнав, из-за кого весь сыр-бор. – Ушот, ты меня удивляешь. Тебе-то чего не хватало? Ещё и против моих девчонок попёр. Уж ты-то их знаешь, как никто.
Покуситель что-то прохрипел в пол. Он так и не пошевелился: кажется, ингири ему что-то отсидела вплоть до перелома.
– Берите его, – приказал папа спецназу. – А ты обернись, – велел он дочке. – Нечего мне тут народ пугать.
Инга упрямо помотала башкой, дескать, где один предатель, там может быть и другой. Её ничуть не удивило, что Шин-хад понял её пантомиму правильно. Диктатор покосился на сотника, который указывал бойцам, как правильно отдирать потерпевшего от пола, чтобы не доломать окончательно. Затем посмотрел в глаза ингири и отрицательно повёл головой, мол, не тот случай.
Инга пожала плечами, дескать, тебе видней. И сбросила истинный облик. Шин-хад дождался, когда предателя выволокут из птичника. После чего самолично закрыл за носильщиками дверь. Вернулся в светёлку Андеи, прикрыв ещё и эту дверь. Бросил ироничный взгляд на экрюпчика, чей нос выглядывал из-под сползшего на пол покрывала:
– Тоже мне защитник. Ничего доверить нельзя.
Мав-шал возмущённо пискнул.
– Это я его уволокла, – вступилась за товарища Инга. – А он меня вернул обратно. Знаешь, отец, мне всё это не нравится.
– Знаю, – согласился тот. – Мне тоже. Это мою дочь пытались убить. И кто? Один из самых верных. Тут, кстати, больше никто не ползает?
Инга принюхалась:
– Не чую. А мы что, и Босху не доверяем? Составить бы списочек, – съязвила она, чувствуя, как её отпускает.
Перетрухнула-то нешуточно. Благо, хоть не сразу нахлобучило, накрыв паникой. Да и борьба за контроль над ингири сыграла свою роль: не устроила тут кровавое побоище. Это другие ингири не нападают на людей – честь им и хвала. А Инге эта корпоративная этика по барабану. Нужно будет защититься, порвёт любого, не задумываясь. Общечеловеческий гуманизм не та ценность, за которую она вдруг не пожалеет сложить голову. Слишком расплывчато для самопожертвования. Не цепляет.
– Прикуси язык! – рыкнул папа. – Ишь, разошлась.
– С какой стати?! – полез из неё остаточный страх.
Бац! Сапог ударил прямо в откляченную задницу. Отец предвосхитил её перекат в сторону. А Ингу восхитил его мгновенный просчёт отхода ингири с передовой. Вот это глазомер – что значит опытный воин. И строгий воспитатель заносчивых монстров.
– Прости. Больше не буду, – пробормотала она, потирая ушибленное место. – Пар не до конца вышел.
– То-то, – снисходительно буркнул Шин-хад. – А что до твоего вопроса, отвечаю: одному Босху только и верю. Безоговорочно.
Он, кряхтя, опустился на корточки и взялся пояснять свою позицию:
– На то, что он тебе голову морочит, у Босха свои причины. О них он тебе поведает в свой час.
– Уверен? – не слишком поверила Инга в расплывчатое обещание.
– Уверен, – насупился отец. – Ты ему по душе. У меня на такие дела глаз намётан. А то, что Босх темнит, так тебя же дурищу защищает. Видать, ты способна на многое. А у него враги. И не то, что у меня: посерьёзней. Вот он и делает вид, будто ты для него просто забавная игрушка. А какая же ты игрушка? Ты у меня воин. Откуда только что берётся? – проворчал он, закруглившись с нравоучениями.