А вот семенящая рядом Раюла порадовала. Почти такое же стильное платьице, как и у Андеи с Ингой. Только нежно-зелёное. Бабушкин гарнитур с изумрудами смотрелся на нём замечательно. А уж рассыпанные по плечам пряди, перевитые тонкими серебряными цепочками, и вовсе шик.
Рыжая прелестница высоко держала головку. Она была обворожительна. Даже закрывший лицо покров – больше походящий на носовой платок – не скрывал очарования юной невесты. А ещё Раюла была нечеловечески ловка на своих дурацких котурнах, которые всё-таки напялила.
Инга заметила, как приосанился Найт Сокол. Лица не видать – прынц пялился на невесту спиной к стеклянному портрету – но шевелюру на затылке он пригладил. Блун-хад продолжал сидеть в кресле – видать, так ему положено. Высокая спинка мешала свёкру обернуться и глянуть на сокровище, что досталось сынку. А эти бабы – читалось на раздосадованной роже мужика – будут к нему тащиться ещё час. Подхлестнуть бы кобылок, да не выйдет. Церемония – чтоб её!
– А кто будет проводить…, – запнулась Инга, не найдя в местном лексиконе слова венчание. – Кто проведёт саму церемонию соединения жениха с невестой?
– Так она уже идёт, – не понял Мав-шал.
– Это понятно. Я имела в виду: кто благословит молодых на долгую счастливую жизнь именем Создателя?
– Так сам Создатель, – всё ещё не скумекал оборотень, чего тут вымудривает ингири.
– Как Создатель? – опешила Инга. – Сам?
– Сами, – поправил Мав-шал. – Каждый своего жениха.
– Чем дальше в лес, тем ласковей шишиги, – пробормотала под нос Инга. – И обдолбаней.
– Чего? – вытаращился на неё образованный оборотень. – Где ты словечки такие берёшь? И кто такие шишиги?
– Ну, наконец-то! – прогрохотал Блун-хад, когда невеста сына попала в поле его зрения. – А ну-ка покрутись! – отдал он, честно говоря, несколько хамоватый приказ.
Раюла просеменила на арену между диктаторами. И довольно бойко закрутилась на месте, расставив для балансировки руки. Практически фуэте на котурнах – благо, хоть на обеих сразу.
– А на голове ей не постоять? – фыркнула Инга.
– Так надо же проверить, – на этот раз прекрасно её понял Мав-шал. – Чтобы не хромала. Чтобы у неё голова не кружилась. Значит, не дохлая курица, а здоровая девка. И дети у неё будут здоровые.
– И электричество она стране сможет дать. Если будет крутиться с утра до вечера, – вновь не удержала инопланетянка язык за зубами.
– Да, ну тебя, – отмахнулся Мав-шал.
– Открой лицо, – потребовал Блун-хад, когда невеста прекратила пируэтить. – Хороша! – выдал он окончательную резолюцию. – Тоща, так это пройдёт. Откормим. А на ногах стоит крепко. Шин-хад, что даёшь за дочкой?
Три атласных платья да три грогроновых – вспомнилась Инге любимая сцена из пьесы Островского «Свои люди – сочтёмся». Гроденаплевых да гродафриковых семь. Три платья марселиновых, два муслинделиновых. Или наоборот? Ещё два шинероялевых. И до кучи крепрашелевых.
– Всё, что она из меня выцарапала, – нарочито степенно объявил гордый отец. – Семь сотен пеших гвардейцев. Шесть сотен конных. В полном снаряжении. С семьями. Найдёшь, где поселить?
– Земля есть, – нехотя признал Блун-хад.
– У них много народа в нашествия гибнет, – авторитетно прокомментировал Мав-шал и пренебрежительно заметил: – Госпожа Уйтола скверный творец. Ничего у неё толком не выходит. Да ещё сама в нашествия не помогает. Мой-то господин самолично сражается там, где тяжелее всего. Особенно в Варе и Нушане. Шин-то и без него справляется.
– Снижение въездной пошлины на десять лет, – вдруг требовательно заявил Шин-хад. – Вполовину.
– На треть, – моментально отреагировал Блун-хад.
– Идёт, – легко согласился отец невесты, который, кажется, только что озвучил цену самой Раюлы.
– На семь лет, – продолжил торговаться диктатор Блуна.
– Согласен, – нетерпеливо отмахнулся Шин-хад. – Забирай. Найт, поросёнок такой! Не смей мне обижать мою дочь!