Инга потелепалась, куда велено.
– Сбрось шкуру, идиотка, – раздражённо проскрипел маг, на теле которого начала формироваться новенькая чёрная рубаха. – Я не потерплю шерсти в своей ванне.
Инга обернулась, почесала поясницу и проворчала:
– Зачем она тебе? Ты и без ванны справляешься.
– Люблю иногда полежать в воде, – ответил Босх поучающим тоном.
И отвернулся, мол, разговор окончен.
Инга быстренько ополоснулась и назло долго стирала волосы. В дорогом платье с грязной башкой ходят лишь халдеи – поучал её в детстве отце. Почему халдеи, если в их времена засранцами были все, она так и не поняла. Но к сведению приняла: числиться халдейкой отчего-то не хотелось.
Длинная спутанная мокрая грива, орошавшая водой засушливый каменный пол, была неподражаемым транспарантом для устроенной ею демонстрации протеста. Босх сидел в кресле у стола и попивал чаёк. Поверх чёрной рубахи он соорудил длинный камзол из серебряной парчи. Инга никогда ещё не видала его таким щёголем. Вот уж кто тут халдей, так это Босх.
Который разобрался с её демонстрацией самым радикальным способом. Она даже не сразу заметила последствия нацеливания в неё скрюченных пальцев. Дотумкала, когда голове стало гораздо легче, а по спине и ногам перестала струиться вода. Инга подняла руки и ощупала лысую, как яйцо, голову.
Если и опешила, так на пару секунд – не больше. Скрыла обиду за маской злорадства и плюхнулась на перину, лишённую всех предметов постельного белья. Как и трёх подушек с декоративными кистями. Босх недобро сощурился – она обосновала:
– Это прекрасный повод не показываться на людях. Раз я лысая, какой с меня спрос? Не могу же я позорить отца? Так что, ты иди, а я…, – осеклась Инга, выпучившись на вновь поднятую к ней руку. – Хочешь лишить меня ещё и языка?
– Хочу посмотреть: пойдёт тебе или нет? – добродушно пояснил маг.
По лбу и щекам скользнули волосы. По всей видимости, новые. Инга сползла с кровати и огляделась в поисках зеркала. Обнаружила его за пологом и пошлёпала полюбопытствовать: ей вернули всю растительность, или Босх всё-таки сволочь?
– Еврейская сумасшедшая, – резюмировала она, покрутив головой у бесстрастного стекла.
Видок был не ахти. Так себе лицо с чёрными глазами и какими-то арабскими мотивами окружала белая шевелюра. В смысле, белоснежная. Густая и смахивающая на дешёвый парик Снегурки. Угрёбищней не придумать.
– Когда-то я был без ума от Бийры, – задумчиво пробормотал Босх. – Недолго, но это чувство скрасило скуку.
– А ты не мог бы скрасить её как-то иначе, – насупилась Инга, повернувшись к упырю, беззастенчиво использующему служебное положение для унижения подчинённых. – Я даже согласна на четвёртую пару рук для ингири. Или третий хвост. Да хоть рог во лбу! – завопила она, перестав стесняться. – Только убери с меня это убожище!
– Тебе не нравится? – деланно удивился Босх, непритворно наслаждаясь её злобой. – А по мне, так…
– А по тебе сейчас прогуляются обе мои булавы! – прошипела Инга, изготовившись к обращению в менее беззащитное создание, нежели голая худосочная девица.
– Хорошо, – опомнился Босх и отставил стакан с чаем: – Что-то я и вправду заигрался. А нас ждут.
Через несколько незабываемых минут к Инге вернулась её прежняя шевелюра: чёрная, чистая, сухая и даже расчёсанная. Правда, гораздо короче – по её горячей просьбе. Она так и оставила волосы болтаться безо всяких парикмахерских затей. Босх шнуровал на спине платье и выслушивал лекцию падшей женщины о пользе нательного белья. Носить платье на голое тело не слишком прилично даже той, кто сегодня грешил с мужчиной невенчанной.
Творец проигнорировал её претензии, буркнув, что она и так обойдётся. Но туфли всё-таки слепил. На скорую, так сказать, руку. Однако Ингу эти скромненькие балетки вполне удовлетворили. Чего не скажешь о подарке Убаты. Но Босх скроил такую зверскую физиономию, что Инга смирилась. Дала окольцевать шею ожерельем, а руки браслетами. Отказалась только от массивных клипсов, что безбожно оттягивали уши. Впрочем, Босх не настаивал.