Я нахмурилась.
— Он знает, он сделать ничего не может.
— Конечно, потому что он же первый наживается со всего этого! — выплюнул Чалерм.
Моё лицо само скривилось в недоверчивой гримасе. Уж очень это звучало… Крестьян на бунт поднимать такими словами, а я привыкла к более внятным речам.
— У вас есть какие-то доказательства ваших слов или это только домыслы?
Судя по тому, как Чалерм поджал губы, предъявить ему было нечего.
— Он забрал снопы у Крабука, — припомнил он. — Те снопы, что потом оказались на турнирном поле.
— Вы думаете, что он мог быть тем, кто их забрал, — поправила я. — Потому что видели кого-то в похожей одежде рядом с тем местом, где Крабук с кем-то встречался.
— Крабук бы не вышел среди дня ради кого-то постороннего.
— Нет, только ради кого-то, кто прищемил ему, гм, хвост, — усмехнулась я. — Или кого-то, кто пообещал ему золотые горы. Или и то, и другое. Можете опровергнуть?
Кажется, я услышала, как скрипят Чалермовы зубы.
— Пранья, вы серьёзно думаете, что Арунотай настолько беспомощен, что ничегошеньки не может сделать со злыми советниками, которые у него под носом обстряпывают свои грязные делишки? Вы думаете, он такой дурак или трус? Вокруг нас половина кланов объединяются, чтобы бороться с засильем лиан и сжечь дотла их гнездо, а вторая половина — делает вид, что всё отлично и проблемы нет! Как думаете, Арунотай может просто отсидеться тихо в сторонке и ничего не сделать?
— Сказал великий мастер волевых решений! — прыснула я. — Кто бы говорил! Вы вот полгода тут сидите, а тоже ничего не сделали, хотя у вас в отличие от Арунотая есть куда сбежать, если что!
Чалерм отшатнулся, явно задетый за живое, но тут же сощурился, словно собрался стрелять по мишени.
— А что же вы сами, пранья, ничего не делаете? Что вам мешало сбежать? Особенно до того, как вы связали себя браком с самым неподходящим в мире человеком?
Я пожала плечами.
— А мне, как и ему, некуда. Меня нигде не ждут с распростёртыми объятьями.
Глаза Чалерма раскрылись шире, и он как-то неестественно замер, словно мои слова вылились на него ведром колодезной воды.
— Я… Пранья, я… — Он отвёл взгляд и заговорил ещё тише, но уже без шипения. — Я думал, что, раз уж так вышло, что Вачиравит вам на самом деле не муж, то вы дадите мне возможность сделать своё предложение. Вы могли бы уйти со мной.
— Простите, в качестве кого?
Чалерм снова сглотнул и уставился в пол.
— В том же качестве, в котором вы решили здесь остаться.
Сказать, что я обомлела — это ничего не сказать. Даже показалось на мгновение, что воздух вокруг сгустился и перестал пролезать в лёгкие. И окрасился как-то… Кроваво. Это у меня в глазах покраснело? А, нет, это мои узоры запылали так, что осветили всю комнату, перебивая светильники. Должно быть, тот крохотный огонёк надежды выбрался из глубины души и показал своё истинное лицо.
Это вот он ко мне в подземелье приходил вымогательством заниматься — а мог замуж предложить⁈ То есть, всю дорогу это было возможно⁈ Мог сказать, Ицара, драгоценная, теперь когда ты свободна, меня не гложет чувство вины перед другом, и у нас всё может быть, чего мы пожелаем? Он хотел быть со мной, хотел сделать мне предложение! Или, не знаю, с его осторожностью, может, хотел, чтобы я ему предложение сделала и сама заговорённую ленту обручального обета на запястье повязала, но даже и так — он хотел этого, желал меня! И дотерпел со своим желанием до времени, когда стало поздно!
В раскалённом докрасна воздухе лицо Чалерма плавилось и растекалось, сменяя выражения с обиженного на изумлённое, а с него на испуганное, но у меня перед глазами всё дрожало, так что я не могла толком рассмотреть. Да и не хотела. Насмотрелась уже. Налюбовалась. Меня подводили в жизни не раз и не два, и друзья, и родные. Но чтобы так… Так… бездарно! Так бессмысленно и жестоко!
Уйти с ним? Куда? В страну бесполезных придонных рыб, что прячутся в ил, выставив одни глаза, которыми с ужасом наблюдают, какие страсти творятся в мире⁈ Ну уж нет! Я не знаю, кто я теперь, кто эта новая Ицара без рода, и лучше она или хуже старой Ицары Суваннарат, но я точно знаю, что на такой бездарной подачки не стерпит ни одна Ицара во всей вселенной, даже если ткань мирового порядка свернётся жгутом и завяжется узлом у неё на шее!
— Вон, — прохрипела я. Кажется, пламя моей ярости подожгло какую-то мебель, я чуяла лёгкий дымок.
— Пранья, я понимаю, что… — начал Чалерм, но я не собиралась это слушать.
— ВОН!!!
Он попятился, но всё ещё не развил скорость, подобающую моему настрою.