Адульядеж ошеломлённо смотрел на своё запястье, которое Арунотай с нажимом опустил. Честно говоря, я опять его понимала. Вот уж от кого не ожидала, что он не только вмешается, но ещё и силой, не говоря уже о сноровке. Насколько я знала, Арунотай и на охоты почти никогда не ходил. Конечно, ухватить руку канана — это вам не лесного ду поймать, особых навыков не требует. Но само то, что Арунотай оказался готов действовать в такой ситуации, наводило на мысль, что у него был какой-то опыт.
Раздумывая об этом, я позволила стражникам взять меня за плечи и повести куда-то вверх по горе. Руки у них были неожиданно холодные, даже сначала показалось, что влажные. Но нет — на ткани моего чоли не темнели мокрые следы. Где же эти ребята умудрились так замёрзнуть? Под землёй вроде бы я сидела, а не они.
Ответа не придумывалось, и я стала осматриваться. Ориентироваться на Оплетённой горе вообще было сложно: древодома и древодома, только храм да библиотека как-то выделялись, ну ещё тренировочные поля. На пути к тюрьме я слишком плохо соображала, чтобы запомнить дорогу, но теперь заметила, что дома вокруг нас толстенькие и приземистые, какие они обычно бывают ближе к нижнему краю резиденции. А когда мы вышли на гравийную дорожку, обочины которой поросли летучемышником, я поняла, что тюрьма располагается всего в паре чаш ходьбы от тайного лаза. Вероятно, именно в этой части горы образовались естественные пещеры… А может, и неестественные.
Арунотай привёл нас в пузатый древодом с единственным этажом — над головой стволы лиан так и уходили в небо, и взгляд не упирался ни в какой настил. Из мебели тут были только две лавки и стол и, оглядев их, я сразу поняла, откуда Вачиравит натаскал в свои покои грубой столярки.
Стражи усадили меня на лавку да так и остались стоять, давя на мои плечи, словно боялись, что я вырасту и всех раскидаю. Арунотай церемонно уселся напротив аккуратно поправив полы парадной чокхи, которые наверняка цеплялись за плохо обработанное дерево. Моим-то рабочим шароварам такая мелочь не повредит.
Адульядеж вовсе не пожелал садиться и вместо этого заложил руки за спину и принялся мерить шагами пол между лавками и входом, став живым препятствием на моём пути наружу. Не то чтобы я собиралась бежать. Куда мне теперь спешить? Меня нигде не ждут.
— Итак, — произнёс Арунотай и прокашлялся.
— Где моя дочь⁈ — перебил его Адульядеж, который как будто всё это время с трудом сдерживался в ожидании отмашки от главы. Вот интересно, я-то думала, что в их отношениях Адульядеж — главный, а Арунотай — наивный юнец, который должен слушаться старших.
Но вопрос был адресован мне, так что пришлось отвечать. Я лениво склонила голову набок.
— Понятия не имею, но она никогда не переступала порог резиденции Саинкаеу.
Адульядеж замер на полушаге и развернулся ко мне, нависнув надо мной, как будто тощий чиновник мог меня испугать.
— Что ты с ней сделала⁈
— Я? Ничего, — хмыкнула я. — Ты думаешь, старый осёл, что она сама не могла сбежать от твоей указки? Ей это замужество к демонам не сдалось, вопрос был только в том, чтобы найти девицу, похожую с лица, которая могла бы её подменить на свадьбе.
Покрывать Кессарин мне было незачем: что мне очернять себя обвинениями в похищении, а то и убийстве кананской дочки? Но и выдавать Нирана причин не имелось. Кессарин, насколько я успела её узнать, была достаточно деятельной натурой, чтобы провернуть это и при помощи любого другого поклонника.
От моей наглости Адульядеж захлопал ртом, как выброшенная на берег рыба, и цвет лица приобрёл тоже несколько рыбий.
— Кхм, — вступил в разговор Арунотай. — То есть, вы хотите сказать, что Кессарин заплатила вам за подлог?
— Ну, — я мотнула головой, отчего стражники крепче прижали меня к лавке, — не то чтобы заплатила. Просто ей свобода, а мне пожить в богатом клане на всём готовом в шелках и золоте, — приплела я мысль, почерпнутую у отца. Не пропадать же добру. — Ну и потом, будь мой муж честным махарьятом, стала бы я известной охотницей, наставницей, книгу бы написала… — Я печально вздохнула. Этих возможностей и правда было жалко. — Кто же знал, что он сбежит с другой?
Арунотай поджал губы, и я не поняла: то ли он знал и досадовал, что не предотвратил, то ли не знал и досадовал на свою недальновидность. Но как он мог не знать? Когда они забирали Вачиравита с Жёлтой горы, я не могу себе представить, чтобы он не орал и не дрался, глядя, как его женщину заковывают в кварцевый гроб.