Антон даже не успел повернуться на шум шагов по влажному асфальту, только от удивления разжал холодные пальцы, так что телефон с горящим дисплеем и все еще доносящимся из динамика визгливым голосом Владимира шлепнулся в лужу.
А потом его объяла оглушительно тихая непроглядная темнота.
========== Глава 3. Мир по ту сторону темноты ==========
Антон очнулся со странным ощущением легкости во всем теле.
Не было ни привычного для осеннего утра озноба, ни тяжести в голове после длинной рабочей ночи. Он лежал в ворохе мягких взбитых одеял, уткнувшись носом в подушку, и все, чего ему хотелось, так это бесконечно нежиться в теплой удобной постели и никогда не встречать грядущий день. Только под сердцем, в противовес отличному физическому состоянию, неприятно скреблось навязчивое беспокойство.
- Проснулся? - послышался чуть хрипловатый голос слева, и Антон испуганно дернулся, так что ленты, которыми его привязали к металлическому изголовью кровати, ощутимо врезались в запястья. Он поморщился, безрезультатно моргая под плотной, не пропускающей даже света повязкой, и тихо шепнул:
- Нет…
События прошлой ночи мгновенно ожили в памяти, напомнив Антону, как он мычал с влажным от слюны кляпом во рту и неистово извивался, пока похититель нес его из машины в дом, как брыкался, когда тот привязывал его к постели. Как бестолково вертел головой, ничего не видя и безумно боясь неизвестности за плотной черной тканью. Как умолял отпустить и убеждал, что у него нет денег. Как грозился кричать всю ночь напролет, пока похититель не бросил небрежно, что во всех комнатах особняка прекрасная звукоизоляция. И как, наконец обессилев от надрывного хрипа и животного разгоняющего сердцебиение до небывалых темпов страха, обмяк под тяжелым пуховым одеялом, тихо всхлипывая в подушку, и провалился в глубокий сон.
После такого даже мягкая кровать вместо сырого затхлого подвала, характерного для заточений, казалась сущим кошмаром.
- И без того ясно, что не спишь. Я всего лишь хочу знать, нормально ли ты выспался? - проговорил похититель с намеком на легкую усталую насмешку. Антона как будто с размаху ударили под дых. Он повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос, и спросил с горькой обидой в тоне:
- Нормально? После того, как меня вырубили, увезли непонятно куда, отказались говорить, зачем? Связали по рукам и закрыли глаза повязкой? После такого в заботу уже не играют! - сердце глухо ухнуло в груди от ужасающих домыслов, каждый из которых был не утешительнее другого. - Что я такого тебе сделал? Что? - он еще раз дернул правой рукой, но добился лишь того, что петля сильнее стянула запястье.
Послышался чуть раздраженный вздох, скрип отодвигаемого стула и следом - звук приближающихся шагов. Руки Антона коснулись теплые пальцы, слегка расслабив привязь.
- Будешь упрямиться, кричать и трепать нервы себе и мне, ничего хорошего не выйдет, - заметил похититель, и Антон понял по звуку, что тот стоит совсем рядом, облокотившись рукой о металлическое изголовье. С его приближением заметно усилился тонкий запах кофе и сигарет.
- Не уверен, что из этого вообще может выйти что-то хорошее, - упавшим голосом произнес Антон, невольно напрягаясь и пытаясь отстраниться. В голосе похитителя не чувствовалось ни завуалированной угрозы, ни нарочитой грубости. Только легкая усталость и неожиданная для ситуации мягкость. И именно это пугало больше всего остального. - Кто ты? - в горле снова неприятно заскребся почти жалобный хрип. - Я тебя знаю?
- Нет.
Этот исчерпывающий ответ вызвал у Антона нервный смешок. Похититель, судя по тому, что матрас прогнулся немного в сторону, присел на край кровати.
- Хотя бы имя у тебя есть? - ворчливо уточнил Антон, морщась и безрезультатно пытаясь таким образом сдвинуть повязку: ткань не пропускала ни проблеска света даже между скуловой костью и носом. - Или мне не положено его знать?
За эту самую долгую в его жизни ночь Антон так устал паниковать и поддаваться парализующему страху, что уже вплотную подошел к той грани, где отчаяние переходило в опасное меланхоличное равнодушие к происходящему. Только загривок все еще холодило при мысли о том, что никто в целом мире его никогда не хватится. Антон мог пробыть здесь сколь угодно долго, и все, с кем он имел дело в этом городе, решили бы, что он малодушно сбежал обратно к приемным родителям, не выдержав тяжести новой самостоятельной жизни.
- Кто ты?
- Макс, - выдохнули в ответ едва слышно. Затем голос окреп: - Тебе ни о чем это не скажет.
- И зачем тебе я, Макс? - спросил Антон с едва сдерживаемой дрожью в голосе, силясь подавить в себе желание высунуть ноги из-под жаркого одеяла. Он вообще боялся двигаться, чтобы не выдать ни малейшим жестом своего волнения. - Продать меня на органы можно было бы, не разводя лишних никому не нужных разговоров… - он закончил умоляющим шепотом: - Я бесполезен. Я… Пожалуйста, - слезы обожгли глаза, из горла тщетно рвался задушенный хрип: - Не надо. Пожалуйста.
Макс хмыкнул, не то насмешливо, не то с пренебрежением.
- Первое, что ты должен усвоить - я не причиню тебе вреда, - произнес он вкрадчиво, склоняясь ближе. Антон понял это, когда почувствовал теплое дыхание на своей мокрой от слез щеке. Собственное дыхание сбилось от такой неожиданной близости, а когда пальцы Макса мягко коснулись его шеи и скользнули смеженными фалангами вверх, к подбородку, Антон вздрогнул всем телом и невольно испуганно выдохнул. - Тише. Успокойся. Я не собираюсь причинять тебе боль… - его голос стал глубже, дыхание опалило висок, когда Макс шепнул возле самого уха Антона: - Мне нужен ты. Просто ты, солнце.
- Что?.. - Антон чуть не захлебнулся на всхлипе, когда пальцы Макса мягко огладили его подбородок и коснулись влажных дрожащих губ. Сердце зашлось от испуга. - Нет! Не надо, - он сам не заметил, как тихо заскулил, сцепив зубы до боли в деснах.
- Успокойся.
- Не могу, - Антон почти простонал это, сжимая ленты в кулаках и склоняя голову набок в попытке уйти от соприкосновения. - Не трогай меня… Это нечестно…
Но Макс все равно был непозволительно близко, он шептал что-то утешительное на ухо, пальцами любовно и трепетно, будто касался произведения искусства, исследовал черты лица Антона. Лишенный зрения и потому необычно восприимчивый к тактильному контакту, тот чувствовал, как вдумчиво теплые пальцы скользили от ямочки на его подбородке по скуле к тонкой переносице, от нее - к нахмуренным бровям. Как осторожно Макс провел носом у него за ухом, убирая непослушную прядь с мокрого от пота виска, как невесомо - он мог поклясться в этом, хоть соприкосновение было мимолетным - тронул горячими губами повязку возле зажмуренного левого глаза.
- Не… надо, - прошептал Антон, и на вдохе, в противоположность мольбе отпустить, непроизвольно приподнялся выше, поддаваясь гремучей смеси жгучего смущения, негодования, затаенного довольства и сцепившего сердце страха. Макс играл нечестно - Антон понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Его изголодавшееся по ласке и нежности тело вело от прикосновений, от интимных волнующих пауз, когда движение пальцев замедлялось, подушечки легко кружили по коже, и на смену им приходили - о боже - горячие сухие губы, заставляющие учащаться сердцебиение от этой фамильярной вседозволенности.
Легкими кружащими голову от неправильности происходящего поцелуями Макс спустился от подрагивающего кадыка к ключицам, оставил влажный след под их выпирающими острыми косточками и непринужденно, почти машинально зубами стянул антонову майку ниже - рукав легко соскользнул с худого плеча - чтобы подуть на затвердевший темный сосок.
- Нет-нет-нет… - захныкал Антон, пытаясь вырваться, отстраниться, скрыть от Макса, который перекинул через него ногу и оседлал его бедра, болезненный неуместный стояк. Тяжесть чужого тела волновала и дарила слишком много ненужного контакта, пусть и через одежду. Одеяло Макс скинул в сторону и тут же, тяжело дыша, перехватил руками дернувшиеся в защитном жесте запястья Антона. - Я… я не хочу! Ты же сказал, что не причинишь мне вреда! - близость Макса вызывала не страх, она заставляла задыхаться от скручивающего внутренности возбуждения. Наивное доверчивое тело отзывалось на ласку против всех строгих велений разума. Антон всхлипывал, прекрасно осознавая, что если не остановит это сейчас, то потом уже не сможет воспротивиться. - Я не хочу!