Выбрать главу

Правда, маршрутная комиссия (такая организация, утверждающая маршруты) несколько подрезала нам крылья. Нам не разрешили исследовать неизвестные перевалы Мура и Ханака, поскольку сочли группу недостаточно опытной (и вполне справедливо). Пришлось идти более простым путём, что, впрочем, не повлияло на наш интерес к походу.

Группа была небольшой – 6 человек: четверо ребят и две девочки. Участников нюхчинского похода было трое: Димка, Лёша и я. (Позвольте не представлять остальных). К сожалению, Серёжка из-за своей целины не пошёл и сюда.

Поход оправдал наши самые горячие надежды. Обалдели мы уже в Самарканде, сразу почувствовав себя в совершенно другом измерении, другой цивилизации, другом времени, почти в сказках из тысяча и одной ночи. Невиданная архитектура. Седобородые старцы в халатах на ишаках. Нередки женщины в парандже. (Как мне обидно за сегодняшнюю молодёжь моего отечества, для которой это уже недоступно, по крайней мере, совсем не так доступно, как было в моём поколении!)

От Самарканда на автобусах и попутках добрались до исходного пункта – кишлака Рудаки (само название чего стоит!). Прошли от него пару часов и заночевали. Пришла ночь, и я был поражён красотой звёздного неба – такого неба я не видал никогда раньше. Необычайно много звёзд, очень больших и ярких, кажется, до них можно достать рукой.

Что рассказать о походе? Мы поневоле сравнивали эти места с более знакомым Кавказом, и всё в них поражало. Всё было более крупным, масштабным и более нетронутым. Огромные пространства. Большая высота – перевалы на высоте 3,5 тысяч метров – на Кавказе такая высота нередко бывает у вершин. Исполинские вершины. Удивительной красоты озёра с прозрачной голубой водой, чаще всего ледяной. Красивейшее из них – Искандер-куль, с зелёными полянами, со всех сторон окружённое горами. И впечатление общей суровости природы – горы почти голые, мало зелени, и, тем не менее, всё так красиво и величественно, и по-своему доброжелательно к человеку.

Ещё одно отличие от Кавказа было в «человеческом факторе». Кавказ в самой горной части в моё время воспринимался как вотчина туристов и альпинистов – тем более, что местное население было зачастую выселено. А в Фанских горах европейца практически невозможно было встретить – за исключением геологов, несколько партий которых нам повстречались. В основном же мы встречали таджиков, и эти встречи впечатляли. Из-за отсутствия контактов с европейцами эти люди были что ли более «натуральны» по сравнению с жителями Кавказа. В большинстве своём русский знали очень плохо, так что общаться с ними, что-нибудь выяснить было трудно. Тем более, что по местным правилам вежливости полагалось соглашаться с гостем, и, о чём их не спросишь, они кивали головой и говорили: «Да, да». В таджиках уже при первом знакомстве поражала красота и достоинство, по крайней мере, в мужчинах. – с женщинами нам почти не доводилось контактировать. Казалось бы, простой крестьянин или пастух, бедняк, и при этом точённые черты лица – видна арийская раса, умение держать себя – спокойно и уверенно, но более скромно, чем кавказцы. Доброжелательность по отношению к гостю-европейцу, отмечавшаяся ещё Липским. В любой летовке тебя угощают кислым молоком и зелёным чаем. Охотно вступают в беседу, и не наша и не их вина, что в ходе этой беседы не много узнаешь. Запомнилось, как уже в конце пути в кишлаке Падруд нас пригласил местный житель. Комната была очень бедной, голые стены. Но на наших сиденьях прекрасный ковёр. Столь же скромное угощение, впрочем, традиционное в чайханах – зелёный чай с лепёшками и виноградом. Наш хозяин немного лучше говорил по-русски, и от него мы услышали о проблеме, актуальной для местных жителей. Советской власти были не нужны горные кишлаки, от которых она не могла ничего взять, и она, вопреки желаниям людей, переселяла их в долины, чтобы они там выращивали хлопок. Можно представить себе, какой это было трагедией для потомственных горцев, веками обрабатывавших здесь каждый клочок пригодной земли и пасших скот.

Сейчас мне тяжело читать об идущих в этих местах войнах и убийствах. Даже не верится – неужели такое у мирных, спокойных таджиков? (А разве не тяжело читать о том же на Кавказе?) Впрочем, однажды нам довелось встретить и других таджиков, от которых такое можно было ожидать. Мы спустились с перевала Тавасанг в кишлак Майгузор. На его улице было много людей, они все провожали нас взглядом. И в этих взглядах было такое отчуждение, что мы поневоле съёживались, хотелось поскорее пройти мимо. По нашему обыкновению, когда прошли кишлак, кто-то спел на мотив популярного «Мадагаскара»: