А только-только открывшийся Ереванский институт математических машин возглавлял ученик Соболева Сергей Никитович Мергелян. Мергелян был фигурой в математике известной – типичный вундеркинд, ещё в детском возрасте окончивший университет и получивший весьма серьёзные математические результаты, самый молодой в СССР доктор наук. Судя по всему, и вновь открываемый институт ему предложили возглавить как самому знаменитому в мире армянскому математику. А пока он ещё жил в Москве, в профессорском корпусе МГУ. Там я (возможно, вместе с Эдиком) с ним и повстречался. Меня встретил молодой, толстый, улыбающийся, очень симпатичный человек. Не помню деталей разговора, но мы сразу же нашли общий язык. И, я думаю, прониклись взаимной симпатией. В отличие от всех, с кем я пока встречался по вопросам трудоустройства, это для меня был свой человек. И приглашал меня работать к себе, в интересный город, интересную страну, которую пока мне ещё не пришлось повидать. Не ставя никаких условий. И работа предстояла интересная – программирование на математических машинах, о котором я пока ещё тоже ничего не знал. Я с радостью согласился. Такова же была и реакция Эдика.
Я вышел от Мергеляна, переполненный радостью. Как удачно завершился этот период жизни! Да здравствует следующий!
Ноябрь 2006 – Март 2007
Часть III. Ереван
Глава 1. Чарбах и поездка на целину
В Сталино у родителей
Где-то в середине января 1957 года, примерно 15-го числа, я покинул Москву. Моя дорога в Ереван, естественно, лежала через Сталино – чтобы повидаться с родителями.
С заметным трепетом ожидал я этой встречи. Я представлял себе, каких нервов стоили им, особенно маме, мои последние приключения, так что чувствовал перед ними вину. Вообще-то это было двойственное и противоречивое чувство, поскольку на чувство вины накладывалось, заглушая его, чувство своей правоты: дескать? по большому счёту перед собой и перед человечеством я прав и могу этим гордиться. А страдающих родителей было жалко. Но, по правде сказать, очень не хотелось выслушивать их поучения и укоризны.
Настроение в доме было траурным, но умеренно – я ожидал худшего. Всё же маму как-то успокоили беседы с университетским начальством, и перспектива моего ареста в ближайшее время уже не представлялась ей такой неотвратимой. Она, пожалуй, даже поверила, что при моём правильном поведении мне ничего особенно страшного не угрожает, но в самой правильности поведения не была уверена. Высказанные же ей начальственные обещания моего спокойного восстановления в МГУ она восприняла с серьёзным сомнением, как выяснилось впоследствии, справедливым. Так что наставлений относительно дальнейшей линии своего поведения я получил предостаточно.
Пробыл я у родителей недолго, не больше недели. И вот уже мы стоим на перроне, и мама вытирает слёзы. Трогается поезд, и я вздыхаю с облегчением – это тягостное свидание кончилось.
В дороге
По пути в Ереван небольшим дорожным развлечением для меня была пересадка в Сочи. Представлялось любопытным взглянуть на знаменитый курорт, но он не оправдал моих ожиданий. Было необычно для этого времени тепло, шёл чисто осенний мелкий дождик, лёгкий туман, серое скучное море. Погуляв часок-другой по набережной и городу, разочарованный тем и другим, ближе к вечеру я сел в вагон.
И только после того, как он тронулся, почувствовал: ну, теперь уж точно начинается новый этап жизни. Росло возбуждение от ожидания встречи с неведомым и интересным. В мозгу, как припев, повторялись слова Лермонтова:
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей
Я и не представлял, до какой степени они оправдаются.
Утром я проснулся пораньше, чтобы побольше увидеть. Тбилиси мы проехали ночью, и теперь шли совсем новые для меня, экзотические места. Поезд, петляя, поднимается к перевалу, а потом так же спускается с него вдоль узенького и бурного Дебеда. Это уже Армения. Вокруг горы, не настоящие, снежные, альпинистские, а обжитые, заросшие лесом. Мелькают станции с грузинскими, а затем армянскими надписями. И люди совсем необычного вида, одно слово, кавказцы. Сколько раз я потом ездил по этому маршруту, и каждый раз не мог оторваться от окна.