Выбрать главу

И не только в нашей группе, но и в Чарбахе. Тут он жил вместе со мной, перезнакомился со всеми, в выходные ездил вместе с нами по Армении. И всюду такой же шумный и весёлый – душа общества. После его отъезда, наши чарбахские девочки ещё долго вспоминали его и расспрашивали: как там Мельчук, что о нём слышно? (Странная особенность: почему-то с юности его все называли гораздо чаще по фамилии, чем по имени. Может, потому, что Игорей много, а Мельчук – один единственный?)

Игорю очень понравилось в Ереване. В частности, он оценил одну его особенность – наполненность города репатриантами из самых разных стран, говорящих на самых разных языках, не знающих русского, а иногда и армянского. Он ухитрялся находить их на каждом шагу и каждый раз набрасывался на них, переходя на их язык, завязывал с ними знакомства. Все эти новые знакомые сразу проникались горячими чувствами к нему, звали к себе в гости, а мне там делать было нечего – ведь у меня не было с ними языка общения. В основном это были французские и испанские армяне – носители двух любимых языков Мельчука. Приходя по утрам в наш Центр, он первым делом приветствовал нашу уборщицу, «француженку» Мари, она сияла улыбкой, и у них начиналась долгая весёлая болтовня. (У неё он, конечно, тоже побывал в гостях). Вообще же обслуживающий персонал ВЦ в значительной части состоял из репатриантов, и он стал у них своим человеком.

Переход через Гегам

Игорь пробыл в Ереване около месяца. Одно из самых ярких впечатлений от этого связано с нашим переходом через Гегамский хребет. Пошли мы туда на майские праздники втроём – Игорь, Володя Григорян и я. Мы-то с Игорем имели туристский опыт, а Володя в таком переходе участвовал впервые.

На институтском складе спортснаряжения в Чарбахе взяли штормовки и отриконенные ботинки. Накануне праздника, 30 апреля приехали в Гегард, там заночевали в монастырской гостинице. Это уже было необычно, и я всё никак не мог привыкнуть к тому, что оказался здесь – вроде как паломник. Мы вышли на террасу, вслушиваясь в вечернюю тишину и любуясь каменистым ущельем. По подворью ходили молодые монахи, правда, всего в монастыре их было немного. Игорь, разумеется, бросился с ними общаться, чего не мог сделать я, – русского они, как правило, не знали, а вот иностранные языки многие знали. Уже вместе мы немного поговорили с одним монахом, который до монастыря учился едва ли не на физмате и владел, хотя и не очень хорошо, русским языком. С обычным для нашего поколения атеистическим невежеством мы расспрашивали его: «Как же так, вот ты учил физику, знаешь, что мир материален, и вдруг поклоняешься какому-то Богу?» Он ответил загадочно: «Вот так Земля: с одной стороны освещается Солнцем, а с другой – в тени». Мы совершенно не поняли логику ответа, и только через много лет я начал догадываться: не имел ли он в виду различие и в то же время взаимную непротиворечивость научной и религиозной модели мира?

Утром 1-го мая почти на рассвете мы поднялись на плато. Монастырь расположен в ущелье, подъём был довольно крут, но технически не сложен и не долог – сейчас представляется метров 500 (по вертикали). Здесь перед нами открылся совершенно другой вид. В ущелье – камни, скалы, в начале весны много зелени. А плато совершенно голое, нет ни деревьев, ни кустарника, почти нет свежей травы, только выжженная прошлогодняя. Плато почти плоское, еле-еле набираешь высоту, да много набирать её нам и не пришлось. Через несколько часов всё же немного поднялись и стали идти по снегу, уже без всякой тропы, по компасу. Сверху припекало солнце, и снег ярко блестел. Тут мы сообразили, какую дали промашку: мы-то с Игорем надели чёрные очки, а неопытный Володя очков с собой не взял. Результат этого сказался к вечеру. Он стал беспокоиться, что болят глаза, а когда уже совсем стемнело, жалобно заявил: «Я ничего не вижу». В этот момент мы стояли в снегу на плато, но уже открылся спуск с него, где-то глубоко внизу был виден Севан, горели огоньки деревень. Мы с Игорем взяли Володю под руки и стали спускаться. В деревне – кажется, это был Дзорагюх – постучали в первый попавшийся дом, где и переночевали. Володя всё время жаловался на боль в глазах.

На следующий день на попутках ехали вдоль Севана, а оттуда по привычной дороге домой. Так же под руки ввели слепого Володю в его дом. Всего за один день под горным солнцем мы обгорели, с физиономий клочьями свисала кожа. Рита, взглянув на нас, всплеснула руками и едва не упала в обморок. На следующий день, 3 мая, ей предстояло родить Мару.