Серийные послевоенные издания
Разумеется, в годы войны было не до издания книг. Но вот война окончилась, и советская власть, воздадим ей должное, снова понемногу стала их издавать. По сравнению со спросом издавала мало, за книгами приходилось охотиться, но через несколько лет после войны их уже можно было купить не только у букинистов, и, следовательно, по вполне доступной цене. Я скоро стал пользоваться этой возможностью, систематически обходя газетные киоски и книжные магазины. Конечно, насколько позволяли мои карманные деньги.
Первое доброе слово хочу сказать о ныне забытой серии Библиотека журнала «Красноармеец». Это были маленькие книжечки в 64 страницы размером примерно 12 на 10 сантиметров. Журнал, заботясь о повышении культурного уровня солдат (надо же такое!), издавал для них около 20 таких книжечек в год – начиная с военных лет. Издавал по доступной цене (книжечка стоила, как несколько газет), и немалыми тиражами, так что они широко распространялись и были вполне доступны. Дети любили их покупать, обменивать и тому подобное. Сама процедура обмена была увлекательным делом, особо ценные или редкие обменивались на две или три обычных. У меня собралась неплохая библиотечка из этих изданий.
Печатались в этой серии в основном классики, русские и зарубежные – отдельные рассказы или отрывки из больших произведений. Основное ограничение на авторов было по национальному признаку – немцев не печатали. Зато англичан, американцев, французов – сколько угодно. Предпочтение отдавалось юмористическим рассказам. Для характеристики серии укажу наиболее интересных авторов: Чехов, Ильф и Петров, Джером К. Джером, О.Генри, Конан Дойл, Марк Твен, Брет-Гарт, Джек Лондон, Мериме, Мопассан, Гашек (в том числе отрывки из «Швейка»). С некоторыми авторами я познакомился именно по этой Библиотеке. (Добавлю, что с началом холодной войны серия выродилась. К тому времени она уже называлась Библиотека журнала «Советский воин». А печатала в основном пропагандистские антиамериканские вещи, такие как «Город Жёлтого Дьявола» Горького, «Рассказы прогрессивных американских писателей» и тому подобное).
Заговорив о серийных изданиях, нельзя не вспомнить замечательной серии, издававшейся в Латвии где-то года с 1947-го. Вид книг был довольно жалкий – серая газетная бумага, серо-голубая обложка. Но зато замечательный подбор произведений – самое интересное из зарубежной классики: Бальзак, Золя, Вальтер Скотт, Диккенс, Марк Твен, Лондон, Драйзер. Казалось бы, Латвия далеко, но книги до нас доходили, и я за ними охотился.
А ещё позже Гослитиздат стал выпускать толстые тома избранного русских классиков, и я, конечно, их тоже подлавливал. А потом и собрания сочинений. В общем, книжная жизнь страны налаживалась. Но здесь уж воздержусь от перечисления.
Общая характеристика чтения
Кстати, хочу принести извинения за длинные перечни авторов в нескольких предыдущих абзацах. Я их привёл, чтобы охарактеризовать не столько своё чтение, как характер послевоенных изданий. Что же касается собственно характеристики чтения, то лучше всего было бы коротко останавливаться на нескольких наиболее существенных для меня авторах (т. е. таких, к кому испытывал больший пиетет или кто больше заинтересовал), что я и пытаюсь здесь делать.
К слову, о пиетете. В моём представлении о литературе существенную роль играл своего рода табель о рангах. Представлялось, что есть пантеон «классиков», чей авторитет закреплён временем, и мне предстоит постепенно, шаг за шагом с ними познакомиться. Мне что-то в них может не нравиться, я могу их критиковать (это уже в старшем возрасте, когда критический взгляд на всё в мире представлялся долгом), но уважать обязан. Так что, например, Жюль Верн и Лагин, при всём интересе к роману последнего, оказывались в разных весовых категориях. Потом бывали моменты бунта, когда того или иного «классика» хотелось развенчать и свергнуть (часто под влиянием другого «классика» – как Шекспира под влиянием Толстого), но это носило временный и очень ограниченный характер.
Несколько позже, начиная со старших классов (ещё слабо), я стал видеть, что все мои «классики» стоят не сами по себе, а связаны друг с другом, со своей страной, своим временем, со всей человеческой историей, что для понимания литературы нужно понять эту связь. Процесс такого понимания и продолжается у меня всю жизнь.
Шекспир
Но я отвлёкся. Вернёмся к чтению того времени. Одним из его открытий был для меня Шекспир. Я писал, что в фастовской школе взял у учительницы Любови Ивановны его книгу. Среди других пьес там были «Ромео и Джульетта», о которой мы говорили в классе, «Ричард III» и «Генрих IV». Всё, что я прочёл, произвело на меня сильное впечатление. Я стал просить родителей достать мне Шекспира, и через короткое время они раздобыли два тома из дореволюционного 4-томного издания. Пьесы там были переведены прозой, но это мне не мешало – я обращал внимание не на язык, а на развитие действия. Один из томов содержал исторические хроники, и именно они меня особенно заинтересовали. Хорошо я знал, конечно, и пять знаменитых трагедий – с большинством из них я познакомился уже в современном стихотворном переводе. А вот комедии не вызвали интереса, я их мало ценю и до сих пор.