Между тем, занятия по истории ВКП(б) не были для меня совсем бесполезными, несколько расширив мой кругозор. Я писал, что в школе у меня претензии были только к Сталину – дескать, была такая справедливая революция, потом умер Ленин, к власти пришёл Сталин и установил террористический режим. А теперь я поневоле поближе познакомился с Лениным – в оригинале. Едва ли не первой его работой, которую я частично прочёл, была «Кто такие друзья народа и как они воюют против социал-демократов». После первых нескольких страниц меня взяла оторопь – от нетерпимости, грубости, неуважения к своим оппонентам. Причём к кому – не к проклятому царскому самодержавию, а к продолжателям традиций вчерашних народников, которых сам я привык уважать. Я привык, что так пишут современные мне советские идеологи, но от Ленина такого не ожидал. Так и напрашивались слова Куприна: «те слова, которые … мог выдумать узкий ум иноков первых веков христианства». Этот «узкий ум иноков первых веков» так и остался для меня характеристикой ленинского стиля полемики. Соответственно вырисовывалась и ленинская партия – маленькая секта догматиков с тем же «узким умом», постоянно раздираемая идейными склоками на тему – кто более правильно применяет Маркса в современных условиях и кто по этой причине более вправе вести за собой партию.
Вообще я, пожалуй, несколько упростил и осовременил – к такому пониманию я шёл долго. Но начал путь уже тогда, в связи с изучением истории ВКП(б) . А дальше за этим последовала переоценка и самой революции, и ленинского периода советской истории. Но такая переоценка происходила уже много позже.
(Кстати, подобный обратный эффект от изучения текстов «основоположников» я наблюдал позже, на диамате, при знакомстве с «Диалектикой природы» (или «Анти-Дюрингом») – и уже на только на себе. Многие студенты-математики недоумевали, сталкиваясь с глупостями, которые Энгельс с присущим ему апломбом изрекал на математические темы. Здесь идеологическое руководство проглядело – нельзя было с такими текстами, возведёнными в ранг высшей мудрости, знакомить математиков).
Конфликты
Так или иначе, я подавал повод к тому, чтобы идеологическое и партийное начальство относилось ко мне с подозрением, и мне казалось, что я чувствую на себе его подозрительный взгляд. Так запомнился случай, когда упомянутый марксист Белоусов в ходе лекции сделал отступление на тему, как следует относиться к идеологическим ошибкам: «Например, если у товарища Белецкого есть какие-нибудь ошибки и он их осознбет…». Наверное, я и самого Белоусова запомнил благодаря этой фразе. Вряд ли он произнёс мою фамилию случайно.
Конфликт, замешанный на идеологии, возник при моей попытке поступить в Научное студенческое общество. Было это на 2-м курсе, я видел в себе будущего большого математика и не сомневался, что мне самое место в этом элитарном, на мой взгляд, обществе, объединяющем подающих надежды студентов. Но вот, при обсуждении моей кандидатуры поднял руку член НСО Игорь Стеллецкий, курсом старше меня, очкастый и хромой молодой человек. У меня с Игорем до того были какие-то контакты, едва ли не с абитуриентских времён. И вот Игорь встаёт и стандартным для таких случаев глубоко убеждённым тоном заявляет, что считает Белецкого недостойным чести вступления в НСО, поскольку неясно его политическое лицо – Белецкий не состоит в комсомоле. Собрание вёл председатель НСО Владимир Андреевич Успенский, очень способный молодой математик, впоследствии автор интересных книг, при этом с юности обладавший нехарактерным для хорошего математика умением – находить общий язык с партийными инстанциями. Впрочем, в моём случае иную линию никто бы не мог провести. Он поставил вопрос на голосование, и я, конечно, был забаллотирован. Я был в шоке – не так от своего провала, как от предательства Игоря, которого считал своим приятелем. Я понимал, что выступил он не по своей инициативе, что ему велели сверху, но в моих глазах это его не оправдывало.