Трев милосердно сменил тему, не расспрашивая о подробностях.
– Видела опрос общественного мнения «Ю-эс-эй тудэй» на прошлой неделе? Любимые героини ситкомов? Скутер Браун была третьей после Люси и Мэри Тайлер Мур. Ты даже опередила Барбару Иден.
Джорджи видела результаты опроса, но не могла заставить себя обрадоваться.
– Ненавижу Скутер Браун.
– Ты единственная, кто так говорит. Она икона. Такая нелюбовь не в духе истинных американцев.
– Но сериал не показывают вот уже восемь лет. Почему бы просто его не забыть?
– Может, дело в том, что повторные показы идут по всему миру?
Джорджи подняла очки.
– Когда шоу началось, мне было всего пятнадцать. И едва исполнилось двадцать три, когда отсняли последние серии.
Тревор заметил ее красные глаза, но опять ничего не сказал.
– Скутер Браун – вне времени. Лучшая подруга каждой женщины. Любимая девственница каждого мужчины.
– Но я не Скутер Браун! Я Джорджи Йорк. Моя жизнь принадлежит только мне. Не остальному миру.
– И удачи тебе.
Больше она этого не вынесет. Невозможно бесконечно реагировать на внешнее давление, не отвечая тем же, не борясь с обстоятельствами.
Она еще крепче прижала колени к груди и стала изучать лак на ногтях ног.
– Трев, как ты смотришь на то, что между нами начнется маленький… то есть большой роман?
– Роман?
– Да, у нас с тобой.
Джорджи не могла взглянуть ему в глаза, поэтому продолжала любоваться лаком на ногтях.
– Страстная любовь на глазах изумленной публики. И может быть… – Она мучительно старалась подобрать слова. – Трев, я давно об этом думала… Знаю, ты посчитаешь это безумием. Это и есть безумие. Но если тебе не слишком неприятна эта идея… я подумала… мы по крайней мере можем рассмотреть такой вариант… как свадьба.
– Свадьба? – Тревор вскочил так резко, что опрокинул стул.
Он был одним из самых близких ее друзей, но сейчас Джорджи покраснела от смущения. Это что, еще один позорный момент в ее жизни?
Она разомкнула кольцо рук и вытянула ноги.
– Понимаю, я не имела права сваливаться тебе на голову неизвестно откуда, да еще с таким предложением. И знаю, это бред, настоящий бред. Я и сама так посчитала, когда эта мысль впервые пришла мне в голову. Но если трезво поразмыслить, я не вижу особых недостатков в нашем возможном союзе.
– Джорджи, но ведь я гей.
– Думаешь, я верю этим сплетням?
– Но я действительно гей!
– Значит, ты это так тщательно скрываешь, что почти никто ничего не знает наверняка. – Джорджи опустила ноги с шезлонга и поморщилась, задев едва подсохшую царапину на щиколотке. – Наша свадьба навсегда положит конец слухам. Подумай хорошенько, Трев. Если голубое братство когда-нибудь пронюхает, что ты играешь за их команду, твоей карьере придет конец.
– Считаешь, я этого не знаю? – Он снова потер бритый затылок. – Джорджи, твоя жизнь – настоящий цирк, и как бы я ни обожал тебя, все же не желаю, чтобы меня силком тащили на арену.
– В этом и весь смысл моего плана. Если мы с тобой будем вместе, цирк прекратит свое существование.
Тревор плюхнулся на стул. Джорджи подошла к нему и опустилась перед ним на колени.
– Трев, только подумай об этом. Мы прекрасно ладим. Если мы поженимся, каждый из нас сможет жить своей жизнью, не вмешиваясь в дела друг друга. Представь, сколько свободы ты получишь… получим мы оба. – Она прижалась щекой к его колену, но тут же отстранилась и уселась на корточки. – Мы с тобой не такая странная пара, какой были я и Ланс. У нас с тобой будет традиционный, скучный брак, и уже через пару месяцев пресса оставит нас в покое. Как мне надоело жить под постоянной слежкой! А тебе больше не придется встречаться со всеми этими женщинами и изображать интерес к ним. Ты мог бы видеться с кем пожелаешь. Наш брак стал бы идеальным для тебя прикрытием.
А для нее – возможностью избавиться от публичных выражений жалости. Она вернет утраченное достоинство и приобретет нечто вроде страхового свидетельства, которое надежно воспрепятствует ей еще раз броситься в эмоциональную пропасть ради любимого мужчины.
– Поразмысли об этом, Трев. Пожалуйста.
Пусть привыкнет к этой мысли. Только потом можно упоминать о детях.
– Мы оба будем совершенно свободны.
– Я не женюсь на тебе. Ни за что.
– Я тоже, – пронесся над крышей ужасающе знакомый голос. – Уж лучше бросить пить.
Джорджи снова вскочила и, не веря своим глазам, увидела, как по ступенькам, ведущим с пляжа, медленно поднимается Брэмуэлл Шепард. Наконец он поднялся на верхнюю, губы его чуть подрагивали в хорошо рассчитанной ухмылке.
Джорджи едва не задохнулась.
– Прошу прощения, что прервал столь интересную беседу, – заметил он, прислонившись спиной к перилам. – В жизни не слышал ничего подобного. Трев, почему ты никогда не признавался в своей нетрадиционной ориентации? Отныне я ни за что не покажусь с тобой на людях.
В отличие от Джорджи Тревор, казалось, обрадовался Шепарду и гостеприимно ткнул в Брэма стаканом с «Маргаритой».
– Ты же сам свел меня с моим последним бойфрендом!
– Должно быть, я сделал это под кайфом. – Бывший партнер по работе внимательно изучил Джорджи. – Кстати о кайфе… выглядишь дерьмово.
Ей нужно немедленно отсюда убраться.
Джорджи бросила взгляд в сторону двери, но жалкие искры собственного достоинства все еще тлели в пепле самоуважения. Она не позволит Шепарду стать свидетелем ее бегства!
– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она. – Это ведь не случайное появление.
Брэм кивком показал на стаканы с «Маргаритой».
– Что это вы пьете?
– «Маргариту». Но я уверен, ты помнишь, где я держу выпивку покрепче, – откликнулся Трев, с сочувствием посматривая на Джорджи.
– Позже.
Брэм расположился на шезлонге напротив Джорджи. Песчинки, приставшие к его икрам, сверкали, как крошечные бриллианты. Морской ветерок ерошил его густые золотисто-бронзовые волосы.
Желудок Джорджи прошило знакомой судорогой. Прекрасный падший ангел.
Образ ангела был взят из эссе, написанного известным телевизионным критиком незадолго до скандала, прикончившего одно из наиболее успешных телешоу в истории. Джорджи до сих пор помнила несколько строк:
«Мы все представляем Брэма Шепарда на небесах. Лицо столь совершенно, что остальные ангелы не могут заставить себя изгнать его, хотя он выпил все освященное вино, соблазнил немало хорошеньких ангелиц и украл арфу взамен той, которую проиграл в небесной партии в покер. Мы наблюдаем, как он подвергает опасности всю стаю, когда подлетает слишком близко к солнцу, после чего камнем падает в море. Но весь сонм ангелов останется заворожен полями лаванды в его глазах, солнечными лучами, запутавшимися в волосах, и будет прощать ему все проступки… до тех пор, пока последний опасный бросок не увлечет их всех в грязное болото…»
Брэм откинул голову на спинку шезлонга. В этом положении его безупречный профиль четко очерчивался на фоне неба. В тридцать три года более мягкие черты его вольной, ищущей наслаждений юности отвердели, что сделало его ленивую, сверкающую красоту еще более разрушительной. Бронза пронизывала его светлые волосы, цинизм портил лаванду глаз, издевательская усмешка маячила в уголках идеально симметричного рта.
Джорджи стало дурно при мысли о том, что этот бессовестный, дрянной человек подслушал их с Тревором разговор. Она не могла сейчас убежать. Не могла, потому что ноги не слушались.
– Что ты здесь делаешь? – пробормотала она.
– Я как раз хотел объяснить, – вмешался Трев. – Брэм иногда пользуется другим моим пляжным домиком, тем, что чуть дальше по берегу. Я еще хотел его продать. Но поскольку он предпочитает оставаться безработным, ему больше нечего делать, кроме как часами валяться на пляже и надоедать мне.
– Я не совсем безработный, – отмахнулся Брэм. – На прошлой неделе, например, я получил предложение засветиться в новом телевизионном реалити-шоу. Если бы я не был вдрызг пьян, когда мне позвонили, возможно, принял бы приглашение. Но все к лучшему. – Он взмахнул узкой ладонью с длинными пальцами. – Чересчур много работы.