Еще бы не знакомое.
- Война? А кто? С кем? Ганза?
- Красные. Не война, но что-то они там закопошились, у нас пока только народ собирают на всякий случай. И берут не моложе восемнадцати! – Старик строго посмотрел на Ершика. – Были б патроны, сам бы у тебя все купил, да назад отправил... Может, в другой раз? Иди домой.
Еще чего, домой! И пропустить самое интересное? Нет, сам себе пообещал Ершик, пока все книжки не продаст, обратно – ни ногой. Старик разглядел в глазах пацана нехороший блеск.
- Ерофей! Это тебе не Жюль Верн, пулю в башку получишь – и привет.
Ну, если дошло до Ерофея, значит дело серьезное, сильно рассердился дядя Володя. Странно, что Ерофеем Шалвовичем не назвал. Тоже мама постаралась, в честь прадеда имя дала... А отчество папкино, грузинское. Мама – это мама, другой не будет, Ершик ее любил, хоть подзатыльников получал за день больше, чем кусков на тарелке... Его тихий и неконфликтный отец в один прекрасный день просто собрал пожитки и свинтил от матери в неизвестном направлении, хорошо взрослым – иди, куда хочешь. Сам Ершик еще ни разу не уходил далеко от Рижской, а мечталось аж о кругосветном путешествии. Жаль, что наверх нельзя, но тех чудес, о которых читал, он там все равно не увидит.
- А все-таки, что случилось?
- Что-то у них там творится на Комсомольской, кипит разум возмущенный, а соседние станции начальство под ружье ставит! Впрочем, меня это уже не касается, и тебя не должно бы.
Ершика касалось все, что происходило вокруг, все было интересно, во все он старался сунуть нос. Если до какой-то информации не удавалось дотянуться, он старался хотя бы вообразить то, чего не увидел, расспрашивал о том, чего не понял, домысливал то, чего не услышал… Знания о красных относились именно к категории небылиц, ни одного живого коммуниста Ершик в своей жизни не видел, но хотел бы посмотреть на диковину: что же это за люди такие, которые хотят раздать своим всего и поровну, и при этом отобрать, что смогут, у всех остальных. По книжкам судить, так задумано хорошо, но перед глазами разворачивалась совсем другая картина. Вот в Ганзу все хотят перебраться, а на сокольническую линию почти никто не стремился, наоборот, многие бежали оттуда, напуганные строгими порядками и уравниловкой. Владимир Афанасьевич поднялся на ноги, держась за поясницу, но вид у него был строгий и непреклонный:
- Никуда не пущу, иди сейчас же домой!
- А я хотел чего-нибудь вкусного на рынке купить ... – Давить на жалость было бесполезно, тогда Ершик пустил в ход последнее средство. – И отцу Александру книжку надо бы передать.
Дядя Володя отступил в сторону:
- Ну, сходи уж к нему. Но только до отца Александра – и сразу назад. Что принес-то?
Ершик оглянулся уже на бегу:
- Житие.
Мать обычно называла Проспект Мира «базар-вокзал», именно здесь Ершику покупали замечательные кожаные штаны на вырост, которые приходилось удерживать на поясе ремнем, чтоб не свалились, он опустошил тогда и собственную копилку, теперь сколько ни падай, не коленках не протрешь. На остальную одежду мать почти ничего не тратила, могла сама связать все, что только человеку придет в голову надеть на себя, Ершик бродил по рынку, как живая реклама ее удобных свитеров и жилеток из разноцветных ниток, если уж он «все равно шляется в этот Содом и Гоморру», то пусть хоть польза будет. Подросток проскочил мимо стола дежурного, привычно бросив: «Здрасьте», но не тут-то было.
- А ну стой, как фамилия, имя?
- Дядя Керим, вы ж меня сто раз видели! Ерофей Павленко я, темно тут у вас, что ли?
Дежурный записал новоприбывшего, отметил время по будильнику на столе:
- Порядок у нас такой. Со вчерашнего дня – всех записывать. Всех, и тебя, клопа, тоже.
- Да у меня и документов-то еще нет! Я вам сейчас назовусь Алланом Квотермейном, вы и это запишете?
- А будешь хамить, вообще не пущу без документов!
- Ну, дядя Керим! А отец Александр здесь?
- Вроде, здесь. Нам, мусульманам, он без надобности.
Ершик хотел сказать, что с умным человеком поговорить не мешало бы и православным и правоверным, но после такой пакостной фразы он точно на базар не попадет. Не сегодня.
2. "Робинзон"
Сначала Ершик не понимал, чем отличается один мужик с бородой в удивительных черных одеждах от другого почти такого же: все проповедники излагали мысли одинаково непонятно, но про отца Александра люди с уважением говорили – настоящий священник. Ершик на этот раз прислушался к общему мнению и тоже решил: настоящий. Эта неординарная личность появилась на Проспекте Мира недавно, но за короткое время священник успел познакомиться со всеми обитателями, никому не навязывал свое общество и никогда не отгонял любопытных. Таких, как Ершик, который долго рассматривал странного человека в длинном черном балахоне, а когда тот закончил свой разговор с двумя женщинами, подошел поближе и поинтересовался, чем он тут занимается, получив непонятный ответ: «Души спасаю». А как же можно душу спасать? Ее и руками-то не пощупаешь... Припомнил все, что слышал и читал о нематериальном, и что мать пыталась ему разъяснить и не смогла: