4
А нынешняя Анечка готова была на все. Готова была плюнуть на любые обязательства, любые встречи и обещания, добраться в любую точку города в максимально сжатые сроки, лишь бы еще раз оказаться в руках холодного, жестокого человека… который делал этими руками такое, после чего она плакала счастливыми слезами и почти теряла сознание. Согласная на все, лишь бы повторить это еще и еще.
Быть может, реши я кому-то рассказать об этом, мне не поверили бы. Я и сама с сомнением отнеслась бы к подобной истории раньше: ну чем так кардинально может отличаться один мужчина от других? Мой опыт был не так велик, но он был, это сияющее состояние счастья, такое мгновенное, плывущее, разом искажающее действительность, уже было мне знакомо. И все же… все с Самойловым это все было не так, совсем не так, как с остальными! Может быть, дело было в том, что он был как никто иной искренне заинтересован в том, чтобы я проваливалась в этот сладкий ад снова и снова, ему действительно нравилось смотреть на меня в такие минуты, нравилось едва ли не больше, чем получать удовольствие самому.
И он готов был опрокидывать меня в эту бездну раз за разом, словно помешанный, словно маньяк, ему не надоедало, до того, что порой у меня темнело в глазах, и я забывала, кто я и где я.
Мы никогда не говорили о любви, словно молчаливо придя к соглашению, что то, что между нами, не нуждается в этом затертом определении. У нас не было духовной близости и общих интересов, мы были такие разные, что порой, опамятовав, я искренне поражалась тому, как могли сойтись два столь далеких человека. Мы даже мало разговаривали друг с другом, проникновение во внутренний мир другого, то, что составляет обычно всю прелесть начальной стадии отношений между мужчиной и женщиной, нас не волновало.
Мы проникали друг в друга иначе – грубее, материальнее, проще. Телесно.
И это давало не меньше, может быть, это даже давало гораздо больше.
Не усложняю ли я, не придумываю ли то, чего в действительности не было? Может быть, для Самойлова, который никогда не клялся мне в верности и не говорил о высоких чувствах, все было гораздо проще?
Но если так, зачем он желал мне доброго утра эти два года?
Нет, я была нужна ему, нужна. Темные сомнения рассеивались, стоило только вспомнить его хищные, неулыбчивые глаза, которыми он смотрел на то, как меня трясет в его руках.
Познакомились мы очень просто, даже банально. Я шла по улице с подругой, и летний ветер развевал подол моего белого платья. Самойлов был с приятелем, тому приглянулась моя спутница. А Самойлову приглянулась я – возможно, даже по остаточному принципу. Его окружали гораздо более яркие девушки, ухоженные, сверкающие дорогой, холеной красотой, которую дает регулярное посещение косметических салонов и фитнес-центров. Я же могла похвастаться миловидностью, но не более.
Он обратил на меня внимание из-за моей миловидности и от скуки, а зацепился из-за гиперсексуальности и мозгов. Зацепился, когда почуял, что нашел такую же, как он сам, с остро развитой чувственностью, способную почти терять сознание от счастья, которое дарили его опытные, крепкие руки… Хоть в чем-то мы были похожи, да, в этом мы были как брат с сестрой. Мы сидели на одной игле, эта зависимость была похлеще героиновой. Он сам мне признавался, что не выдерживает без женщины больше трех дней, что потом начинается ад, из которого невозможно выйти самостоятельно – это не то, это другое, нужны были женские руки, женское тело, такое же мучающееся, сходящее с ума, жалобно стонущее, просящее того, что способен дать только мужчина.
И у меня было так же. Я всегда с изумлением думала о тех своих подругах, кто мог долго оставаться без парня, для меня лет с пятнадцати это было самое страшное наказание из возможных. Это был мрак, ужас, кошмар, хуже которого было только одно – парень есть, но он не хочет, ему не надо… И преодолеть эту зависимость от другого человека было невозможно, я много раз пыталась и в конце концов смирилась, осознав, что такова особенность моего тела, моей физиологии.
Но, наверное, одного этого родства, четкого попадания паз в паз, было бы все же мало. У Самойлова были разные женщины, и среди них наверняка встречались такие, как я – балансирующие на краю клинической нимфомании, гиперсексуальные, как шестнадцатилетние мальчики-подростки. Одного этого было бы мало, да, мало…