Мы понимали, что сейчас он пойдет дальше. Русику досталось меньше, чем мы ожидали, значит, энергию бережет для нас с Катькой.
- Вы правы, я - мужчина, поэтому я признаю, что мы нарушили дисциплину, сделайте мне выговор, но не стоит наказывать девушек.
Я улыбнулась. Эх, Русик. Мой храбрый друг, не этого он добивается.
- Я рад, что вы это признаете, но я повторюсь, вы свободны, - он сделал акцент на последнем слове. Русик повернулся к нам, я сделал ему знак, чтобы он уходил и парень исчез.
- Екатерина, это же относится и к вам. Будьте добры, в следующий раз рассказывайте сплетни вне пределов моей аудитории. Здесь не место и не время. Вы пришли сюда, чтобы стать профессионалом и начать строить карьеру юриста, а не базарной торгашки семечками. Свободны.
- Прошу прощения, этого больше не повториться, - затараторила Катька и исчезла вслед за Русиком, бросив на меня печальный взгляд.
Пока она подходила к двери, я мысленно умоляла ее не оставлять меня с ним наедине. Но Катька оказалась глуха к моим мольбам. Ну вот и мой черед. Я постаралась сделать равнодушный вид.
Покровский молчал, просто стоял и смотрел на меня. Его молчание действовало на нервы. Я чувствовала себя провинившейся маленькой девочкой, которая стояла перед мамой. Но мама была далеко, а он был очень близко. Он всегда так молчал, когда мы ругались. Молчал и ждал, когда я приду мириться. И приходила же, наплевав на свою гордость. Но сейчас я и пальцем не пошевелю. Хочет молчать, помолчим!
А он взял и двинулся в мою сторону. Просто подошел и встал напротив, окутывая своим запахом, таким родным до боли и слез. Вот сейчас я протяну руку, проведу по лацканам его пиджака, поправлю галстук, а потом поцелую в гладковыбритую щеку. Он же мой! Мой!
Я тут же отдернула себя за такие мысли. Не мой уже! Маринкин! Чужой!
А Покровский все молчал. Молчал и смотрел на меня. В его глазах не было ничего, ни злости, ни обиды, ни нежности. Ничего, пустота. И от этого стало еще горше. Я сглотнула.
- Я вас слушаю, Дмитрий Сергеевич, - я все-таки не выдержала. Не выдержала, потому что находиться рядом с ним, это то же самое, что стоять на раскаленных углях. Обжигающе больно. До слез больно!
- Ладно, - Покровский сложил руки на груди, смотря прямо мне в глаза, - ты, может, знаешь, что мы с Мариной снова вместе.
- Да, знаю, - я попыталась ничем не выдать себя. Думала, что уже все выплакала, а оказалось, что нет. Сейчас меня тянуло разрыдаться, как маленькую девочку. Мешало только, данное себе, обещание: он не увидит ни одной слезинки у меня на лице, выстою и выслушаю все, что он скажет, а плакать уже буду дома.
- Так вот, у меня в квартире остались какие-то твои вещи, я хочу, чтобы ты забрала их как можно скорее.
- Хорошо, - сухо кивнула. – Еще что-то?
- Все, - он снова смотрел на меня, как на чужую, будто не было тех шести месяцев, наверное, самых нестабильных в моей жизни.
Чтобы больше не чувствовать его взгляда на себе, я позорно сбежала. За дверью меня ждали друзья.
- Ну, как? – Спросила Катька.
- Я… - это все, что я успела из себя выдавить прежде, чем расплакаться.
Глава 2. Тогда
Если меня когда-нибудь спросят: "С чего же все началось?". Я не смогу ответить. Потому что сама не помню. "Как? Ты не помнишь, с чего же началась твоя самая большая и самая первая любовь?" Нет, правда, не помню. "Когда же ваши отношения перешли черту?" Я не знаю. Не знаю ответа ни на один из этих вопросов, потому что вначале нас ничего не связывало, совсем ничего. Я - студентка, он - преподаватель. Что между нами может быть общего? Но единственное, что я помню очень четко, - это то, что началось все не очень хорошо.
Я помню день, когда все шло не по плану. Даже погода, видимо решившая подложить свинью, заливала нас дождем по полной программе. В коридоре университета было необычайно многолюдно для первой пары понедельника. Все студенты, практически восемьдесят человек, толпились у одной двери. Тогда был коллоквиум у Покровского. С того момента, как он начал у нас преподавать, прошло около месяца, но профессор за это время успел сделать все возможное, чтобы мало нам точно не показалось. Вот и тогда мы стояли у дверей его кабинета, в очереди на плаху.