- Это было доказано?
- Низкий уровень физического развития – да, все остальное – нет. Девочка говорила, что упала с дерева, с горки. Все что угодно, лишь бы защитить родителей-идиотов. Не по годам умный ребенок. Хронический алкоголизм тоже никак не доказан. Наркологическая экспертиза показала, что они, конечно, злоупотребляют, но не критично. А как некритично, если они не просыхают?
- И при наличии шаткой доказательной базы, суд решил, что ребенку будет лучше остаться с родителями.
- Да.
- Хорошо, - кивнул я, смутно понимая, в чем тут дело. – Значит, люди хотят, чтобы родителей лишили прав. Но дело пойдет в кассацию. Что тогда будете делать?
- Это уже не твои проблемы. Ты же понимаешь, что за это дело ты не останешься в стороне. Люди, интересы которых я представляю, не простые сантехники.
- Они хотят забрать девочку себе?
- Верно мыслишь. Поверь, после твоего решения, девочка ни единого дня не проведет в детском доме.
- А сейчас она где?
- В надежном месте. Но пока сам понимаешь, люди, спрятавшие ее, - простые киднепперы с большой дороги. Без бумажки ты – никто. Эти моральные уроды могут придти в любой момент, протрезвев, и забрать девочку и все. Не будешь же откупаться от них каждый раз.
- А что мешает просто дать им денег, чтобы они отстали?
- Мы слишком поздно включились в ситуацию, прямо перед вынесением решения. Судья оказался принципиальным идиотом. Видите ли они сейчас с коррупцией борются. А Головины – хоть и алкаши, но, видно не все мозги пропили. С девочкой они всяко больше получат, чем без нее. Соцобеспечение, финансы, возможности. Мы иногда пытаемся воздействовать финансово и физически, но сам понимаешь, терпение всесильных мира сего тоже не безгранично, а вот мстительность…
- Я понял намек. Я посмотрю, что можно сделать.
- Посмотри, взвесь все. И я жду твой положительный ответ, - Демидов сверкнул белозубой улыбкой.
В это же время нам принесли наши заказы. Демидов, как не в чем не бывало принялся есть, а я все сидел и прокручивал наш разговор в голове. Каким боком ректор юридической академии причастен к делу о лишении родительских прав. И каких людей он может представлять? Он не занимается адвокатской практикой, у него даже нет лицензии. По сути, он никаким боком не причастен к практической юриспруденции. Он теоретик – конторская крыса.
Мои размышления прервало звонкое щебетание хостес.
- Максим Владиславович, здравствуйте, мы Вас так рады видеть. Вы пообедать или позвать управляющего?
- Я сам к нему наведаюсь, - пробасил низкий голос прямо позади меня. Мать твою! Лучше бы не оборачивался. Позади меня стоял огромный Халк, только седой и весь в черном. Да, что за день сегодня такой. Я все время кому-то в чем-то уступаю. Ректору в том, что у меня нет платиновой карты. Этому чудовищу в росте и мышечной массе. А сила мне бы сейчас понадобилась, потому что взгляд, которым он меня сверлил не предвещал ничего хорошего.
- Максим Владиславович, здравствуйте, - ректор отвлекся от своего зеленого месива в тарелке и протянул руку.
- И вам доброго, - Халк перевел взгляд с меня на ректора и пожал руку. – Представите нас, Вадим Данилович.
- Конечно. Дмитрий Сергеевич Покровский – мой коллега из университета, судья апелляционного суда. Максим Владиславович Липовецкий – промышленный и медиа магнат, хозяин этого замечательного заведения.
- Очень приятно, - я протянул руку, внутренне опасаясь, как бы он мне ее не сломал. Я, конечно, был не из робкого десятка, но этот мужик вселял мне какое-то дискомфортное ощущение. Страхом это нельзя было назвать, я скорее чувствовал, что он настроен ко мне ни разу не дружелюбно, а даже – враждебно.
Он лишь кивнул, но руку пожал.
Неловкость. Липовецкий в какой-то момент откинул последнее притворство и вперился в меня взглядом. Сейчас между нами была борьба. Я не понимал ее причин, но этот человек, будто пытался выдавить меня из своей территории. Не на того напал, чувак! Ты, конечно, крут, но не настолько. Я тоже не пальцем деланный.
Наши гляделки прервал управляющий, чуть ли не на коленях приблизившийся к Липовецкому. Сила и власть этого человека были почти осязаемы. Он любил приказывать, властвовать, порабощать и все вокруг это понимали. Только ректору, казалось, было все равно. Он спокойно ковырялся в своей тарелке и не замечал ничего вокруг, или, казалось, не замечал.