Успокоиться не получалось. Сон не принёс необходимого душевного покоя, а только довёл до крайней степени истерии.
Пропикало пять утра.
Климов выпил чашку горячего кофе, побрился, оделся и сел перед телевизором выждать ещё хоть пару часов, чтобы наконец начать приводить свой план в исполнение.
***
После звонка Василия Степановича в полицию двоих нападавших задержали на следующее же утро. Взяли обоих в одной квартире, потому что ими оказались родные братья. Мать их закатила истерику, начала звонить по знакомым, пытаясь что-то сделать, не очень в этом преуспела, но из-за её звонка отцу главного зачинщика избиения, этот самый зачинщик, Глеб, узнал, что и за ним скоро приедут, и срочно слинял из города.
Двое задержанных особо не отпирались, но вот причин своего поступка назвать не смогли. «Просто за компанию. Друга поддержать», — эту версию и озвучили в отделении полиции, куда с утра завалился Климов узнать подробности.
— Эти суки полюбому отделаются мелкими неприятностями, — звонил Ричу разъярённый Климов через пять минут после ухода из полиции. — Слишком много бабла у их предков. А главный сбежал! Я говорил, мало толку от ментов. Значит — план «Б» в действии.
Жена Рича, Ольга, хороший бухгалтер, в свободное от цифр время имела нестандартное для девушки хобби — была классным хакером.
Климов за полдня собрал максимум информации о нападавших и предоставил всё ей на блюдечке с голубой каёмочкой. Жизни, по крайней мере в этом городе, этим тварям теперь точно не будет. Даже если им удастся избежать ответственности. Столько компромата и подстав было вброшено о них в сеть и с их страниц и с левых, что из учебных заведений братьев точно выпрут, а Глеб лишится приличной должности. Подробности их личной жизни будут так красиво, нестандартно и многообразно описаны и подтверждены фейковыми фото, что если всё же сядут (что весьма сомнительно) — им вообще пиздец.
После проделанной работы Климову немного полегчало. Но не так уж, чтоб совсем.
***
Войдя в палату к Илье, Климов с опаской рассматривал лицо спящего парня, прислушиваясь к своим ощущениям. Сможет ли он, выдержит ли, не сорвётся ли прямо сейчас, круша дешёвую больничную мебель и хлипкие гипсокартонные перегородки, вытерпит ли боль от вида избитого лица и перебинтованного хрупкого тела, ставшего вдруг почему-то таким близким, таким необходимым, что внутри всё ныло и дёргалось, так хотелось прижать к себе и не отпускать больше никогда.
Но вместо этого усилием воли разжал стиснутые кулаки и, присев на кровать, невесомо провёл пальцами по багровой щеке, потом по израненной нижней губе, покрытой подсохшей корочкой. Дыхание Ильи изменилось и он открыл глаза.
— Привет.
— Привет.
— Как ты?
— Как видишь. Жив пока.
— Это хорошо. Я у твоих был. С малым всё в порядке. Скучает только. Серафима волнуется. Еды кучу тебе передала.
— Не стоило беспокоиться. Меня хорошо кормят. Ни к чему это. — Илья покосился на просвечивающие сквозь пакет яблоки.
— Не умничай. Тебе витамины нужны. Быстрей поправишься.
— Мишке они нужнее, — отвернувшись к окну, едва слышно прошептал Илья. — Когда теперь заработаю…
— Да не заморачивайся ты. Я же здесь. Помогу.
— С чего бы? — Илья повернулся снова и внимательно смотрел в глаза Климову. — Кто мы тебе? Ты ведь ничего не знаешь обо мне. Мы едва знакомы.
— Да тянет меня… — Климов пожал плечами. — Кстати, да, за что они тебя?
— Не стоит, Егор. Я не хочу об этом говорить.
— Но тебе придётся. Двоих уже задержали. Один в бегах.
В глазах Зорина откровенно сверкнули искорки страха.
— Задержали? И что говорят?
— Молчат. А та сука, что к тебе во дворе докапывался, слинял. Ищут.
Зорин прикрыл глаза. Помолчал.
— Я устал. Иди, наверное. Чего сидеть-то. Засну сейчас опять.
Климов наклонился и аккуратно прижался своими губами к губам Ильи. Тот не ответил, только глаза прикрыл.
— Поправляйся. Я зайду ещё. — И вышел.
***
Когда дверь за Климовым закрылась, Илья потянулся за телефоном. Включил фронтальную камеру, посмотрел на себя.
— Да, Зорин, ты и раньше был не подарок, а теперь вообще жесть.
Набрал свой домашний, поговорил с Серафимой и немножко с Мишкой. Тот хныкал и капризничал. Не понимал, почему отец не приходит домой.
Не давала покоя мысль, как отреагирует Климов, когда узнает, за что его избили. Да как, как… Просто исчезнет из его жизни, как и не было. И будет прав, конечно. Но как же больно, чёрт… Как же больно…
========== Часть 9 ==========
На следующий день Климов снова оказался перед дверью квартиры Зорина. Зачем — сам понять не мог. Парень всё равно в больнице, с нянькой он по телефону уже пообщался, отчитался, что отнёс всё, что она передавала Илье. Тогда зачем? Трудно было сознаться себе, что находиться одному в своей квартире стало невыносимо. Но сознаться было надо. Правда — она правда и есть. Запал ему в душу белобрысый пацан. Зачем он сюда-то припёрся? Наверное, просто поговорить о нём с нянькой-терминатором или увидеть его забавного мелкого, который так смешно прятал свою мордаху в ладошках от смущения при виде чужого мужика. Да просто развеяться, отойти от изматывающего, повторяющегося сна с чёртовой улетающей ласточкой, который снова не давал ему спать сегодняшней ночью.
Дверь не открыли. Никого. Гуляют, наверное. Климов спустился вниз и решил заглянуть в парк, спросить, если они там, не надо ли чего.
Серафима Петровна с Мишелем и правда оказались в парке. Огороженная площадка для самых маленьких была как на ладони. Серафима сидела на лавке у выхода и, оторвавшись от вязания, оглядывалась, потеряв из вида мелкого.
— Мишель! — пацан не отзывался. — Мишель! Прекрати прятаться немедленно!
Да, как же! Так он и послушался! Мальчишка присел за большим разукрашенным пеньком в самом углу площадки, у решётки, как раз рядом с Климовым, и весело хихикал, довольный, что так удачно спрятался.
— Мишель! — продолжала шуметь Серафима. — Если мне придётся тебя искать, я тебя накажу!
Климов подошёл к ограде и присел на корточки.
— Привет, малыш.
Мальчик испуганно оглянулся, но потом, увидев уже знакомое лицо, смущённо нахохлился.
— Твоя няня волнуется. Ты должен хотя бы помахать ей рукой.
Мальчик замотал головой из стороны в сторону.
— Нет!
— Почему? Ты обиделся?
— Нет. Хочу к папе!
Как-то тоскливо стало на душе у Климова. Представил себе, что вот такой же мелкий встречает его дома, обхватывая у двери тонкими ручонками, визжит от радости, прыгает по нему, лежащему на диване перед телевизором, и топчет острыми коленками, пачкает измызганными чем-то липко-шоколадным пальцами, грустит, когда его долго нет…
Климов улыбнулся пацану.
— Твой папа скоро приедет, малыш. Он очень скучает по тебе.
— Скучает? — у мальчика испортилось настроение и он всхлипнул. Пару слезинок скатилось по худеньким щекам.
— Очень! А теперь беги к няне, а то папа будет сердиться, что ты её не слушаешься.
Мишель размазал слёзы по щеке маленьким грязным кулачком, поднялся с песка и подошёл ближе к решётке.
— Ты ещё придёшь?
— Приду, конечно. Ты, главное, слушайся.
— Хорошо! — Он махнул на прощание ручонкой и побежал в сторону волнующейся и озирающейся по сторонам няньки в поисках неизвестно куда пропавшего с закрытой площадки, выход с которой она караулила, как Цербер, малыша.
«У Мишеньки слабое сердце. Его нельзя волновать», — вдруг вспомнились слова Серафимы. Слабое сердце у такого малыша? Дичь какая. С виду нормальный ребёнок. Бледный только очень. И худенький. Весь в отца. Женщины всегда преувеличивают. Ни грамма реализма.