– Не надо было выходить за этого сосунка, моего ровесника.
– Он был на три года старше тебя!
– Подумать только, на целых три года!
– Что ты понимаешь?! – взорвалась Нэнси. – Ты, старая дева, которая ухитрилась еще ни разу ни с кем не переспать! Что ты можешь знать об этом?
– К счастью, ничего. И знать не хочу.
– Эгоистка!
– Может быть.
– Я знаю, это все из-за леди Джейн, это она превратила тебя в бесчувственную колоду, из тебя теперь даже слезинки не выбьешь. А каким очаровательным добрым ребенком ты была, ты так радовалась каждому моему приезду…
– Которому ты удостаивала меня раз в один-два года, чаще всего после очередного развода. Ты приезжала к нам, чтобы отоспаться, похудеть, в общем, набрать форму; надо сказать, тебе это блестяще удавалось, через месяц ты возрождалась как Феникс из пепла и опять бросала меня, чтобы пуститься в погоню за очередным любовником или мужем. В чопорный дом леди Джейн ты вносила веселье и что-то вольное, отчего я балдела. В это время мне разрешалось делать все, я обожала тебя и, когда ты спала, сидела под дверью твоей спальни. Ты выдумывала массу интересного, до чего я бы сама не додумалась. Помнишь? Ты привела откуда-то живую лошадь и поселила у нас в гараже; а воздушный шар, а клоуны? Да! Ты была неподражаема! И когда ты, оперившись, уезжала внезапно, не простившись, я плакала от страшной тоски недели две подряд. Не знаю, как леди Джейн, такая мудрая женщина, позволяла тебе приезжать к нам? Она же видела, чего мне это стоит. Правда, в двенадцать лет у меня что-то сломалось внутри и я уже не так страдала.
– Твоя леди Джейн была обыкновенная ханжа и лицемерка, такая же, как ты сейчас; я просто вижу ее, когда ты так вскидываешь голову. Вылитая. Да сними ты свои чертовы очки и этот ужасный балахон, здесь некого опасаться, ты нарочно их носишь, чтобы не подвергаться искушению, ты прекрасно знаешь, чего стоишь. Ты гораздо красивее меня и леди Джейн тоже. Тебе достаточно взглянуть на мужчину своими глазищами, и он твой со всеми потрохами, но ты не делаешь этого, потому что ты синий чулок, зануда и романтическая дура, напридумала себе всякого и боишься рискнуть.
– Да, я не хочу страданий и напрасных разочарований, эти типы все одинаковы, у меня есть два отличных примера: ни тебе, ни леди Джейн не удалось удержать ваших мужчин. Мои глаза они будут замечать не больше недели, все остальное несколько месяцев, ну год, а потом что-нибудь найдут на стороне.
– Ну, если тебе на себя наплевать, подумай обо мне. Слышишь, я отравлюсь, если ты не выйдешь за него замуж. Лиз, такие деньги! Ты можешь, наконец, не спать с ним, если тебе не хочется. Он же видел тебя в очках и балахоне, а ты в этом как чучело, абсолютно не заметна, у него не должно быть на тебя никаких видов. Ну, Лиз? Ну что тебе стоит? Хочешь, я перед тобой на колени встану?
– Нет уж, уволь от этой комедии. Успокойся, хоть и воротит меня от этого, но я выйду за него, чтобы обеспечить тебе роскошную старость, я не могу представить, как бы мы жили вместе. И потом, лишать тебя того, к чему ты привыкла, было бы жестоко даже для меня, бесчувственной колоды.
– О, Лиз, спасибо. Как думаешь, что мне надеть для завтрашней церемонии?
– Халат. Ты останешься дома. И не возражай.
– Но как же?
– Никак. Все произойдет быстро и просто, мы распишемся и тут же расстанемся.
Утром следующего дня я подъехала за пятнадцать минут до начала церемонии.
Уф, к счастью, его еще нет. Я опустилась в кресло, взяв под прицел входную дверь. А вот и он, принаряженный, во всем белом, по-моему, даже подметки белые.
– Эй, мистер Камерон, – позвала я и помахала рукой, так как, не обнаружив сходного по окраске пятна, он собирался поискать его в другом месте.
– А, Лиз, я не заметил вас, вот примите эти белые розы, тогда хоть что-то в вас будет такое же, как и у меня.
– Надеюсь, мой костюм не разочаровал вас настолько, чтобы отменить предстоящее действо?
– Конечно, нет, мне абсолютно все равно.
Выйдя из дверей после окончания церемонии, Энтони от избытка чувств хотел поцеловать меня, но я увернулась и сказала:
– Нет, мистер Камерон, не забывайте наше соглашение.
– Как хотите, Лиз, но я это из благодарности как самой непритязательной из жен. Кстати, этот месяц я проведу во Флориде, но оставлю необходимые распоряжения на ваш счет. Прощайте.
Энтони легко сбежал к ожидающей его шикарной машине, где уже сидела не вчерашняя блондинка, а другая цыпочка.
Я села в свою и поехала домой. Дверь мне открыла Нэнси. Очень быстро, наверно, караулила. Она была нетерпелива.
– Что?
– Все в порядке, завтра ты получить деньги и сможешь их опять изводить.
Нэнси взвизгнула от восторга и повисла у меня на шее.
– Ты меня задушишь, – пискнула я, невольно улыбаясь.
– Я поеду, поеду, опять туда! – пропела и закружилась Нэнси. – Может быть, и тебя забрать с собой?
– Ни в коем случае, я остаюсь.
– А что ты будешь делать?
– Работать, у меня же университетский диплом.
– Как?! Обыкновенной учительницей с твоими деньгами?
– По правде сказать, я не считаю их своими, они должны были бы принадлежать одному Энтони, и я не собираюсь их тратить, кроме как на тебя. Ты одна вполне способна пробить огромную брешь в любом состоянии, себя обеспечу я сама, не напрасно же я корпела над книгами все эти годы.
– Это уж точно. Наверное, ни один человек в целом штате не проглотил их столько, сколько ты, да еще эти картины, которые ты малюешь с утра до вечера. Ты пошла в своего папочку Джулиана, такая же заумная, как все эти Таррелы. В тебе моего-то одни ноги да грудь, но зато какие! Ты помнишь Джулиана? А впрочем, что я говорю, тебе было только три года, когда он разбился. Леди Джейн тогда как с ума сошла. Она сказала, что это из-за меня, как будто я настлала тот ужасный туман. Мне кажется, она бы свихнулась, если бы я не оставила тебя у нее, очень уж она горевала о Джулиане, ведь она заменила ему мать. Но что-то я заболталась. У меня куча неотложных дел: нужно зайти к массажисту, доктору, парикмахеру, ну и к остальным тоже. Хочешь, я свезу тебя к Джеймсу? Он подберет тебе что-нибудь получше, чем этот зализанный верх и унылый пучок сзади. Нет? Ну как знаешь, крошка, я убегаю.
Беги, беги. Я села в кресло и задумалась, вернее на меня нахлынули воспоминания.
ГЛАВА 3. ПЕРВАЯ РАЗБИТАЯ ГОЛОВА
Леди Джейн – это прозвище Джейн Таррел, старшей сестры отца, оно приклеилось к ней в детстве, да так и осталось на всю жизнь, но она действительно была настоящей леди, в ней чувствовалось что-то такое, что заставляло окружающих сразу почтительно выделять ее. Может, это порода, ведь Таррелы потомки древнего рода, правда, давно утратившие титулы и богатство.
Нэнси не права: мне далеко как до леди Джейн, так и до нее самой. Я не обладаю ни благородством и твердостью первой, ни самоуверенностью и смелостью второй. Вполне заурядная личность, витающая в облаках, непоследовательная и нерешительная, что приводит к постоянным сделкам с совестью и нелепым ситуациям. Единственное, что леди Джейн передала мне вполне, так это страсть к живописи и книгам. Они для меня то же, что песок для страуса, помогают спрятаться от действительности и ничего не предпринимать.
В пригороде, где находился дом леди Джейн, кроме нас обитали одни старики и собаки. Там на редкость не было детей, а если и появлялся кто-нибудь, то лишь на каникулы, а я из-за своей отчаянной застенчивости не успевала ни с кем познакомиться, хотя мне это страстно хотелось. По существу, я была очень одинока. Общество леди Джейн и Кэрол, прослужившей верой и правдой у леди Джейн тридцать лет, не могло заменить мне сверстников. Очень хорошо помню один эпизод, как к Джонсонам приехали их внучки Пэт и Мэг.
Слоняясь по дороге, я вдруг услышала детские голоса, сердце мое затрепетало, и я припустила в ту сторону, откуда они исходили. Раздвинув кусты, я осторожно высунулась из них и увидела двух очень похожих друг на друга девочек, это поразило меня настолько, что я застыла, забыв всякую осторожность. Они заметили меня и, побросав своих кукол, подбежали ко мне.