Бабуля Ягуля к любой живности подход находила, ладила. Она была уверена, что в дом просто забрался лесной зверек, а подруга с перепугу нечистью его окрестила.
— Дай-ка я погляжу. И метлу прибери — пугаешь маленького. Я лучше блиночком выманю.
— Чем-чем? — Переспросила Варвара, но своё орудие убрала, а сама боязливо позади встала, через плечо Ягули выглядывая.
Бабуля заглянула в угол, где стоял самовар, и сразу приметила лохматое маленькое существо в отражении на жёлтом, начищенном до блеска боку самовара. Осторожно положив рядом блюдечко с теплым блином, она сделала шаг назад, чуть не отдавив подруге ногу. Существо зашебуршало чем-то, выдало громко и сердито: «Ыыыы!», будто на всякий случай. Но маленькая ручонка с полосатым рукавом показалась на секунду, схватила угощение и спряталась. Послышалось жадное чавканье.
Ягуля призадумалась. Ручонка-то была человеческая, махонькая, да еще и в одежде. Совсем не дикий зверек. Но кто же тогда? Тут ручка высунулась вновь и постучала грязным пальцем по тарелочке, а странный голос, не то ребенка малого, не то старика беззубого, произнес:
— Исчо.
Бабуля положила добавку и спросила ласково:
— А может, сметанки подложить?
Существо замешкалось, одергивая ручку, но быстро решило:
— Давай.
Старушка кивнула подруге, а Варвара Ворчунья нахмурилась, пробормотала: «Вот, еще и прожорливое!», но подала крынку сметаны со стола и ложку. Едва лакомство пододвинулось ближе — тотчас исчезло в углу, вместе с посудой.
Чавканье на этот раз стало громче, с причмокиванием, и кто-то явно языком тарелочку вылизывал, до скрипа.
Пока неведомый гость был занят трапезой, бабуля Ягуля бесшумно подкралась совсем близко, и, вытянув шею, с удивлением поглядывала на маленького домовенка с растрепанной рыжей шевелюрой, в рваной полосатой рубахе и детских цветных штанишках. Ел он торопливо, неаккуратно, облизывал пальчики, рукавом вытирал капельки сметаны, что расползлись по всему чумазому личику.
Бабуля едва сдержала умилительный смешок. Обернулась на Варвару — та теребила оборки платья в нетерпении. Стараясь не шуметь, они отошли в другой угол избы, где Ягуля пояснила:
— Повезло тебе, родная, у тебя редкий гость — домовой! Даже домовёночек. Уж сколько веков про них никто ничего не слыхивал! Поговаривают — в другие земли жить ушли почему-то… Вот тебе и чудеса: объявился один. Маленький ещё, диковатый.
Варвара Ворчунья побледнела пуще прежнего и замахала руками, негодуя:
— Ой, что делается! Да на кой он мне сдался? Что за напасть? Он вон какой гадкий: лохматый, грязный, рычит, трескает так, что по миру пойду через месяц! Пользы никакой, сплошные неприятности, тьфу!
Огорчилась Ягуля. Она-то знала, что домовые счастье в дом привлекают, по хозяйству помогают, если обучены, только редко на глаза показываются — кошки их обычно везде замечают, а те играют с ними, ласкают. Варваре бы не помешало немного тепла и присутствие такого соседа — все, чай, не одна в пустом доме. Но подруга была непреклонна.
Вздохнула бабуля Ягуля, протянула хозяйке оставшиеся блины, заботливо обернутые белым полотенцем, и сказала:
— Если так уж в тягость, то заберу-ка я его к себе домой. Что скажешь, Варварушка?
— Делать тебе нечего, Ягуля Степановна. Вот помянешь мое слово:
такая напасть добром не зовется, все одно — натерпишься да и выгонишь поганца.
Варвара Ворчунья скрестила руки на груди и покосилась на самовар — в углу затихло, лишь изредка доносилось мерное сопение.
Глава 4. Новый жилец
Проснулся рыженький домовёнок в незнакомом месте, а как здесь очутился — не помнил. Огляделся вокруг — уютное жилище, хоть и небольшое, но добротно все устроено, чисто, едой вкусной пахнет. Соскочил гость с подушечки вышитой, на которой спал в уголочке пудового сундука, и стал исследовать новый дом.
За окнами уже сумерки набежали, ветер свистящий подул, ставнями загромыхал. Домовёнок в потемках бродит, в каждую щелочку заглядывает, в каждую баночку пальчиком лезет, все дверцы у шкафчиков открывает, одежду и ткани с полок вытаскивает, клубочки ниток разматывает…
Когда маленький хулиган добрался до припасов, раскрошив по кухне сухари, просыпав муку и соль, вымазавшись клубничным вареньем из вазочки, оставляя в качестве следов густые, липкие и хрустящие лужицы, припорошенные белым, — вернулась хозяйка, бабуля Ягуля.
Зажгла свечку и охнула: что случилось в избушке? Кто учинил беспорядок, пока она в баньке парилась? Сверкнула молния, хлынул ливень, дом наполнился отзвуками гулко барабанящих капель. Новая молния выхватила из полумрака яркое рыжее пятно: домовой сидел на высоком стуле около прялки и болтал ножками. Увидев хозяйку, он облизнул с рукава застывшую клубничную каплю, поморщился и сказал: