Коврик, украшенный фамильной монограммой Рэкфордов, лежал на полу, а бутылка с минеральной водой из источника, известного еще римлянам, стояла на столике рядом с хрустальным бокалом. На нем тоже была выгравирована монограмма.
Слуга взял одежду маркиза, открыл дверь, почтительно поклонился и вышел в коридор.
Маркиз развернул номер «Морнинг пост» и направился к большому креслу с подлокотниками, стоявшему у камина.
Он уже собирался сесть, когда из окна вдруг налетел порыв ветра и в спальне засквозило.
Сильный ветер дул целый день, а солнце то проглядывало из-за облаков, то скрывалось за ними, и маркиз ждал, что скоро польет дождь.
Впрочем, порывы ветра могли разогнать сгустившиеся тучи, но к вечеру заметно похолодало.
Маркиз бросил газету в кресло и двинулся к окну, выходившему в сад. Оно было закрыто легкими портьерами с орнаментом из роз.
Он отдернул портьеры и обнаружил, что одна из оконных створок широко распахнута. Маркиз закрыл ее, но не торопился отойти от окна, пытаясь определить, не приготовила ли природа каких-нибудь неприятных сюрпризов.
Небо очистилось от облаков, и на нем ярко засияли звезды. Маркиз решил, что завтра погода скорее всего испортится, зарядят дожди и он будет вынужден задержаться в этой придорожной гостинице.
Окна на нижних этажах не были занавешены, и полосы света озаряли уснувший сад. Он задумчиво наблюдал за игрой теней. До него снова донеслись громкие голоса и взрывы смеха загулявших постояльцев.
Маркиз понадеялся, что они не помешают ему спокойно уснуть, отвернулся от окна, задернул портьеры и возвратился к камину.
В этот момент дверь, ведущая в коридор, отворилась, и на пороге появилась какая-то маленькая фигурка в белом.
Это была женщина!
Маркиз с изумлением наблюдал, как она закрыла за собой дверь в спальню и торопливо заперла ее.
Она застыла на месте и, как показалось маркизу, к чему-то прислушалась.
Он с решительным видом шагнул к незваной гостье.
— У меня такое чувство, мадам, что вы ошиблись номером, — холодно произнес он.
Женщина вздрогнула, что-то невнятно воскликнула и обернулась к нему.
Он увидел, что она очень молода и хороша собой.
У нее было округлое лицо с большими серо-зелеными глазами, а в белокурых волосах, волнами падавших ей на спину, играли рыжеватые искорки.
Она по-прежнему молчала, не отрывая глаз от приближавшегося к ней маркиза, а потом робко, с трудом преодолевая смущение, проговорила:
— Я… простите меня… Я заглянула сюда и подумала, что… этот номер свободен.
Маркиз уже собирался довольно резко ей ответить, но в эту секунду в коридоре раздались шаги, и кто-то громко постучал в дверь.
Девушка вновь умоляюще взглянула на него. Ее лицо исказилось от ужаса, она вытянула руки и коснулась локтя маркиза.
— Я вас очень прошу… — прошептала она так тихо, что он еле разобрал слова. — Спрячьте меня! Я вам все объясню потом, но, пожалуйста, спрячьте меня!
Маркиз, может быть, впервые в жизни растерялся и не знал, что ему делать.
Он не желал оказаться невольным участником какой-то романтической драмы. Только сейчас он обратил внимание на то, что на девушке надета лишь легкая ночная рубашка, на плечи накинута белая шаль.
Он собирался сказать, что, увы, не имеет права вмешиваться в ее личные дела и объясняться с господином, стоящим сейчас за дверью, но отчаяние, застывшее на лице девушки, и ее мольба о помощи заставили его поколебаться.
Да, девушка, несомненно, была очень молода и беззащитна и, когда в дверь опять настойчиво, властно, а по мнению маркиза, просто нагло постучали, он принял решение.
Маркиз кивком указал на портьеры, от которых совсем недавно отошел.
Девушка без слов поняла его, быстро и бесшумно пробежала по комнате и скрылась из вида.
Маркиз неторопливо открыл дверь.
Он сразу узнал стоявшего на пороге человека. Это был сэр Джулиус Стоун, к которому он не испытывал ни малейшей симпатии.
Какое-то мгновение мужчины молча смотрели друг на друга.
— Рэкфорд! — воскликнул сэр Джулиус. — Вот не ждал вас здесь встретить!
— Я вас тоже! — неприязненно отозвался маркиз.
Сэр Джулиус окинул комнату беглым взором.
Джулиусу Стоуну было лет под сорок. Маркиз знал этого джентльмена по Сент-Джеймс-клубу, где Стоун считался одним из завсегдатаев, и откровенно его презирал.
Никто не смог бы придраться к его происхождению: Стоун был выходцем из старого аристократического рода. Однако с его именем связывались слухи о грязных скандалах, его называли распутником и дебоширом, а этим славилась в основном новоиспеченная знать конца столетия.