— Но я чувствую въ себѣ такую силу!
— Сила въ тебѣ велика, тѣмъ осторожнѣе нужно съ нею обращаться. И потомъ не слѣдуетъ забывать повиновенья. Кто не умѣетъ повиноваться, едва ли сможетъ повелѣвать.
— Развѣ я когда-нибудь нарушалъ послушаніе? — спросилъ Іосифъ, ласково беря за руку Аквино.
Тотъ задумчиво посмотрѣлъ за бортъ.
— Іосифъ, тебѣ предстоитъ великая будущность, но и великія исиытанія, но Богъ тебѣ поможетъ.
Бальзамо тряхнулъ волосами, будто онъ былъ такъ увѣренъ въ своихъ силахъ, что почти не нуждался въ помощи, и ничего не отвѣтилъ.
Кофей уже простылъ, ромъ былъ выпитъ, на синемъ-синемь небѣ будто воочію вращался звѣздный кругъ; отъ Юпитера шелъ блѣдный столбъ въ водѣ разбиваемый ночной рябью, и теплый, почти удушливый вѣтеръ доносилъ широкими потоками изрѣдка горьковатый запахъ померанцевъ. Они приближались къ Испаніи.
4
Шелъ уже второй годъ, какъ уѣхалъ Іосифъ и все не возвращался. Старый Бальзамо схватилъ гдѣ-то злокачественную лихорадку, которую не выдержалъ его уже некрѣпкій организмъ. Послѣ смерти мужа, Феличе сама вела торговлю, расплатилась съ кредиторами и наняла знающаго приказчика. Но, конечно, она думала, что было бы гораздо лучше, если бы скорѣе вернулся сынъ и взялъ все въ свои руки. Особенно теперь, когда она и сама свалилась съ ногъ и совершенно не знала, какъ окончится ея болѣзнь. Съ отъѣздомъ Іосифа и смертью стараго Пьетро сами комнаты стали какъ-то темнѣе, меньше и казались болѣе пыльными и затхлыми. Феличе лежала на той же кровати, гдѣ родился Іосифъ, покрытая тѣмъ же одѣяломъ, и печально думала о своей одинокой теперь жизни и, можетъ-быть, близкой смерти. Вдругъ она услышала, какъ брякнуло кольцо у входной двери, еще разъ, еще… сильнѣе — и въ комнату быстро вошелъ коренастый молодой щеголь такихъ лѣтъ, когда уже нужно бриться черезъ день. Онъ быстро подошелъ къ кровати, отдернулъ пологъ.
— Джузеппе, дитя мое!
— Милая мама, добрый день.
Феличе смѣялась и плакала, осыпала сына поцѣлуями, разсматривала его лицо, носъ, глаза, губы, даже ощупывала, какъ слѣпая. Іосифъ смахнулъ слезу и сталъ разсказывать свои странствія, но казалось, Феличе ихъ не слушала, а только смотрѣла на это лицо, на эти глаза, будто она завтра же должна была ихъ потерять и хотѣла теперь насмотрѣться досыта. Сердце ея не обмануло: она не увидѣла больше сыновняго лица радостно и спокойно, а если и замѣчала его, то въ разодраиныхь видѣніяхъ предсмертныхъ мукъ, потому что бѣдная женщина умерла въ ту же ночь, словно ея организмъ не выдержалъ радости. У нея было спокойное и довольное выраженіе, какъ у человѣка, который дождался хозяина, заперъ двери, передалъ ключъ владѣльцу и мирно ушелъ домой.
Джузеппе не былъ хозяиномъ, который вернулся въ наоиженный домъ. Непосѣдливость, любопытство и стремленіе къ знанію увлекали его дальше. Впрочемъ, это желаніе поддерживалъ въ немъ и кавалеръ д’Аквино, пріѣхавшій съ нимъ въ Палермо. Ликвидировавъ родительскую торговлю и снявъ положенный трауръ, Іосифъ отправился въ Римъ, снабженный рекомендательнымъ письмомъ къ графу Орсини. Это было весною 1768 года.
Папскій Римъ, несмотря на духовный санъ государя, жилъ весело и сво бодно. Іосифъ бѣгалъ первые дни какъ сумасшедшій, осматривая памятники языческой и папской старины, пьянясь пышностью богослуженій и процессій, или глядя черезъ окна кофеенъ на суетящійся и будто всегда карнавальный народъ.
Бывалъ онъ только у графа Орсини, не прерывая заброшенныхъ-было первое время по пріѣздѣ занятій. Кромѣ общей пестроты и оживленности улицъ, его не мало привлекали окна магазиновъ, ремесленныхъ заведеній, гдѣ, казалось, были выставлены предметы, свезенные со всѣхъ концовъ міра. Жаръ не былъ особенно жестокъ и позволялъ Іосифу гулять по городу даже въ тѣ часы, когда римляне по привычкѣ отдыхаютъ послѣ обѣда.
Однажды, проходя по эстрадѣ Пеллегрини, Іосифъ замѣтилъ въ окнѣ одного литейщика чугунное кольцо, украшенное стариниыми эмблемами, напомнившими ему его давнишній сонъ. На порогѣ стояла дѣвушка дѣтъ пятнадцати, съ веселымъ и живымъ лицомъ, озабоченно и удивленно глядя на замѣшкавшагося молодого человѣка. Она спросила, не можетъ ли чѣмъ служить синьору, при чемъ тутъ же прибавила, что отца, Іосифа Феличьяни, въ лавкѣ нѣтъ, а она сама, дочь его — Лоренца. Бальзамо представился въ свою очередь и спросилъ насчетъ кольца. Лоренца сказала, что она не знаетъ, за сколько отецъ продаетъ эту вещь, и чтобы, если господину не трудно, онъ зашслъ завтра утромъ.