— А что же тут не видно людей? — сказал мальчуган. — Неужели их здесь вовсе нет?
— Ну, хоть немного, да, наверное, есть, — возразил дядя Рингельхут, — иначе для кого же эти автоматические деревья!
Дядя оказался прав. Вскоре за поворотом дороги они увидели дома. Дома эти стояли на колесах, и управлять ими можно было не вставая с постели. Кроме того на окнах спален были пристроены громкоговорители, и, когда два лодыря хотели побеседовать, они с’езжались и разговаривали, не видя друг друга, прямо через громкоговорители.
Дядя и племянник подкрались на цыпочках к двум таким домам, стоящим рядом, и услышали из громкоговорителей заспанные голоса.
— Дорогой президент, — говорил один громкоговоритель, — не скажете ли мне, какая, собственно говоря, у нас сегодня погода?
— Представления не имею, — ответил другой громкоговоритель. — Вот уже десять дней, как я не вставал с постели.
— Ну, — недовольно проворчал первый, — в окно-то вы могли бы все-таки выглянуть, если уж взялись быть у нас президентом.
— Отчего же вы сами не выглянете, дорогой Ганнеман?
— Я с третьего дня лежу лицом к стене, и мне, право, лень поворачиваться.
— Ну вот и мне тоже, дорогой Ганнеман!
— Гм, господин президент, в самом деле, не отказаться ли нам вообще от издания бюллетеня погоды?
— Мне тоже так кажется. До свидания, дорогой, спите спокойно!
— Желаю и вам того же, господин президент. Всего, всего!
Оба громкоговорителя зевнули, и дома снова от'ехали друг от друга.
— Давай-ка посмотрим, что это за президент такой, — предложил аптекарь, и они пошли за медленно катившимся президентским дворцом.
Дом доехал до фруктового сада и остановился близ автоматических деревьев. Путники с любопытством заглянули в окно.
— Ух ты, какой жирный парень, — прошептал дядя.
— Вот так штука! — воскликнул Конрад. — Да ведь это наш толстяк Зейдельбаст!
— Ты знаешь президента этой страны?
— Так ведь Зейдельбаст учился в нашей школе. Он одиннадцать раз оставался на второй год. Такой это был удивительный лентяй. В третьем классе он женился и уехал из города. Говорили, что он хотел заняться сельским хозяйством. А, оказывается, вот он где! А мы-то и не знали, что он стал такой важной шишкой!
Затем Конрад постучал в окно и крикнул:
— Эй, Зейдельбаст!
Президент, раздутый как воздушный шар, с досадой перевалился на другой бок и недовольно проворчал:
— Ну, что там еще?
— Что же, ты не узнаешь старых товарищей? — сказал мальчуган.
Зейдельбаст открыл щелки глаз, едва заметные на заплывшем лице, медленно улыбнулся и произнес:
— Это ты, Конрад? Как ты сюда попал?
Рингельхут приподнял шляпу и сказал, что он дядя Конрада и что они здесь только проездом по дороге к Южному океану.
— Я провожу вас до границы, — сказал Зейдельбаст, — вот только поем сперва немножко. Одну минуту, друзья мои.
Он запустил руку в ночной столик и вынул коробку с таблетками.
— Сперва чего-нибудь легонького на закуску, — вздохнул он, положил в рот белую пилюлю и нажал кнопку. На противоположной стене сейчас же появилась цветная картина, изображавшая сардины в масле, крутые яйца и студень.
— Теперь жареного гуся с хрустящей корочкой, — сказал, облизываясь, президент; он проглотил розовую пилюлю и снова нажал кнопку.
На стене появился жирный жареный гусь с печеными яблоками и салатом из огурцов.
— А на десерт фрукты в мороженом, — мечтательно продолжал Зейдельбаст, вынул из коробочки желтую пилюлю и в третий раз нажал одну из кнопок. На стене появился большой бокал с мороженым и персиками.
У Конрада слюнки потекли.
— Почему вы питаетесь пилюлями? — спросил дядя. Как аптекаря, это его, конечно, особенно заинтересовало.
— Иначе еда была бы слишком тяжела, — об’яснил президент. — А ввиде таблеток да еще с помощью картин она так же вкусна и вызывает гораздо меньше хлопот.
Пока оба путешественника удивлялись такому способу еды, Зейдельбаст, кряхтя, вылез из кровати. Он был в одних трусиках. Все же остальные части костюма были просто нарисованы на его теле: рубашка, воротничок, галстук, куртка, штаны, чулки и ботинки.
— Что, хорошо? — спросил он. — Это — мое изобретение! Вечная одежда! Ни одевать, ни снимать, ни стирать не надо!
Переваливаясь с боку на бок, президент стал подвигаться к двери. Вздыхал, кряхтел, стонал и, наконец, вывалился из дому на траву.
Он приветливо потрепал по плечу прежнего школьного товарища и пожал руку дяде Рингельхуту.