Блестящий бродяга, может быть, предчувствовал близкий плен, но он надеялся продлить под прикрытием листвы свое восхитительное приключение. Как приятно было после душного и пыльного вагона лежать здесь, нюхая свежую воду и чувствуя всем телом приятную шероховатость земли и камней. Скоро, очень скоро Королева разыщет его, и он, беспомощный, как червь, в ее смелых руках, будет снова водворен в темный ящик в тесном доме, который двигается на колесах.
Альварита вдруг услыхала, что где-то внизу заскрипел гравий. Повернув голову, она увидела крупного, загорелого мексиканца с наглым и злобным выражением лица, который созерцал ее тупым, зловещим взглядом.
— Что вам угодно? — спросила она так резко, как только позволяли ей пять шпилек, которые она держала во рту. Оглядев его со спокойным презрением, она продолжала заплетать волосы. Мексиканец продолжал смотреть на нее и улыбался, показывая белые неровные зубы.
— Я вас не трону, сеньорита, — сказал он.
— Еще бы вы меня тронули! — ответила Королева, откидывая только что заплетенную тяжелую косу. — Но не лучше ли вам убраться прочь?
— Я не трону вас, нет. Но, может быть, я возьму у вас один маленький beso — поцелуй, кажется, это называется по-вашему?
Человек снова улыбнулся и ступил ногой на откос. Альварита быстро нагнулась и подняла камень величиной с кокосовый орех.
— Ну, живей, — решительно приказала она, — эй, вы, там, черномазый!
Краска обиды проступила сквозь смуглую кожу мексиканца.
— Я гидальго! — прорычал он, оскалив клыки. — Я вам не негр. Dabla bonita! Вы мне за это ответите!
Он сделал два шага вперед по откосу, но камень, брошенный далеко не слабой рукой, ударил его прямо в грудь. Он отскочил назад к тропинке, сделал полуоборот и увидел нечто, сразу изгнавшее из его головы все мысли о девушке. По тропинке, на расстоянии двадцати шагов, шел человек с вьющимися рыжими волосами и меланхоличным, загорелым, гладко выбритым лицом.
У мексиканца вокруг талии надет был пояс с двумя пустыми кобурами. Он вынул из них револьверы — может быть, в домике красотки Панчи — и забыл о них, когда появление еще более прекрасной Альвариты увлекло его вслед за ней. Теперь рука его инстинктивно потянулась к кобурам, но, не найдя оружия, он растопырил пальцы красноречивым, беспомощным, умоляющим латинским жестом и замер на месте как скала.
Поняв его затруднение, человек с рыжими волосами отстегнул свой пояс с двумя револьверами, бросил его на землю и продолжал идти вперед.
— Великолепно! — прошептала Альварита, сверкнув глазами.
Когда Боб Бэкли, согласно безумному кодексу мужества, который его щекотливая совесть навязала его робким нервам, бросил свои револьверы и двинулся на врага безоружный, его снова охватило старое неизбежное чувство подлого страха. Дыхание со свистом вырывалось у него через стиснутые ноздри. Ноги казались ему налитыми свинцом. Во рту чувствовалась сухость. Налившееся кровью сердце, ударяя о ребра, причиняло им боль. Жаркий июльский день превратился для него в сырой ноябрь. Но он все же шел вперед, подстрекаемый повелительной гордостью, напрягавшей все свои силы в борьбе со слабой плотью.
Расстояние между обоими мужчинами медленно уменьшалось. Мексиканец стоял в неподвижном ожидании. Когда их разделяли всего каких-нибудь пять шагов, откуда-то сверху к ногам пограничника скатился дождь оторвавшихся камешков. Он поднял глаза кверху с инстинктивной опаской. Пара черных глаз, блестящих и мягких, огненных и нежных, встретились с его взглядом и приковали его к себе. Самое трусливое и самое храброе сердце во всей области Рио-Браво обменялись молчаливым, непередаваемым приветствием. Альварита, все еще сидевшая на своей лиане, наклонилась вперед над высоким кустарником. Она прижала руку к груди. Одна длинная темная коса повисла, перекинувшись через ее плечо. Ее губы были полуоткрыты; ее лицо пылало удивлением, великим удивлением. Ее глаза не отрывались от глаз Бэкли. Пусть никто не спрашивает и не пытается объяснить, под каким неуловимым влиянием совершилось чудо. Подобно тому как сверкнувшая молния уравновешивает электрический заряд двух облаков, этот обмен взглядов придал мужчине недостающее ему мужество, а девушка, лишившись своего мужества, получила взамен этой потери избыток женственной прелести.
Мексиканец, вдруг пробудившись, скинул с себя апатию и быстро вытащил из-за голенища длинный нож. Бэкли швырнул в сторону свою шляпу и громко рассмеялся, как веселый школьник, затеявший занятную проделку. Затем он быстро бросился вперед с пустыми руками.