— И, наконец, его прогнали и вы?
— По-вашему, не стоило прогонять? А по-моему, стоило! Не досталось на мою долю приличного человека, ну что же, а такое барахло кому нужно? Уж лучше одной жить! Выгнала, и дело с концом. Работаю в парикмахерской, получаю не ахти сколько, но ребенок не голодает. А от него… Нет, лишь бы его не видеть и не слышать!
Следователь уже давно заметил, что веселость синеглазой Хилды была немного наигранной. Но он понимал ее. «Человек устраивается как умеет, — думал Берт, — пусть немножко играет, если это помогает жить! Хуже, когда беда зажала тебя, как зажимает капкан волчью лапу: только и остается выть, зная, что уже не высвободишься никогда».
19
На улице у дома, где жила Хилда, следователя ждала машина калниенской прокуратуры.
— Домой на высшей дозволенной скорости! — сказал шоферу Берт, опускаясь на заднее сиденье.
Пока машина выбиралась из Риги, они ехали сравнительно медленно, но на шоссе стрелка спидометра дрожала между цифрами 100 и 120.
В Калниене Берт вернулся в семнадцать часов тридцать шесть минут. По пути он детально продумал план дальнейших действий.
Прежде всего следователь зашел к Нилсу Лее.
Похоже, что Нилс Лея, несмотря на внешнюю медлительность, был вспыльчивым человеком. С той минуты, как следователь не ответил ему на вопрос, Лея, очевидно, раз и навсегда настроился к нему враждебно — на вошедшего Берта он глядел с презрительным прищуром глаз, не выражая уже ни малейшего любопытства или тревоги. Так смотрят только на человека, от которого заведомо не ждут ничего хорошего.
— Важный вопрос, Лея, — быстро заговорил Берт, — попробуйте хорошенько вспомнить, что делал вчера Стабулниек у двери веранды, когда вы его там увидели?
— Ну, отпереть хотел.
— Вы видели ключ у него в руках?
— Видел.
— Куда делся потом ключ? Остался у него? В дверях?
— Откуда я знаю.
— Вы у него не отобрали? Не потребовали отдать?
— Нет.
— Почему?
— Не до таких пустяков мне было.
— Может быть, он потом отдал ключ вашей жене?
— Откуда я знаю.
— Подождите, сейчас я вернусь!
— Дело ваше.
Берт ушел в свой кабинет, где его ждал Стабулниек. Там же сидел Друва и мирно беседовал с фотографом. При виде Адамсона, влетевшего в кабинет с разъяренным видом, в глазах Старого Сома мелькнуло насмешливое удивление.
— Написали? — прикрикнул Берт на Стабулниека.
— Да, пожалуйста, — слегка обиженно отозвался тот и пододвинул следователю исписанные листы.
— Не уходите! — сказал Берт прокурору, который хотел было освободить ему его место за письменным столом.
Берт сел на стул у окна и заговорил с горячностью и злостью:
— Сейчас я вам расскажу, товарищ прокурор, какое жуткое происшествие задержало меня сегодня, так что я не смог даже вернуться вовремя. Вот послушайте: какой-то мерзавец вскружил голову женщине. Чего он ей только ни наплел — изображал несчастного страдальца, непонятого гения, пасынка судьбы под гнетом роковой тайны… Льстил ей почем зря, называл эту женщину святой, уверял, что она единственная понимает его… И вдруг — представьте себе! — после какой-то ссоры он пытался убить ее, удушить газом! Но негодяй просчитался: женщину удалось спасти. Она жива… и говорит!