Насыр бывал на похоронах и видел аварии со смертельным исходом. Он знал, что мертвый человек совершенно не похож на живого. Этот стал мертвым.
Мертвых следует помнить, но заботиться надо о живых.
Насыр развернулся, обошел машину с кормы и добрел до пассажирской двери. Она была приоткрыта, снег вокруг изрыт и закапан темным. Пятна неравномерным пунктиром сопровождали широкую неаккуратную борозду, криво уходящую к дороге. Не отвлекайся, напомнил себе Насыр и присел перед щелью, чтобы вытащить пассажира с лицом, похожим на пятна снежков.
Пассажира на переднем сиденье не было.
Насыр попробовал рассмотреть через небольшое стекло, полузанавешенное чем-то изнутри, задний диван, которого в спорткаре может и не быть, ничего не разглядел и, пыхтя от напряжения, попытался просунуться в приоткрытую дверь. Никого там больше не было — только водитель, безнадежно мертвый даже в этой проекции, похожие уже не на чехлы, а на мешки из-под муки подушки безопасности, обвисшие поверх бардачка и боковой стойки, полутьма и неприятный дымно-сладкий запах. Насыр даже не успел насторожиться — понял, что это смесь парфюма, мужского и женского, с перегаром и вонью пиропатронов, которыми выстреливаются подушки безопасности.
— Есть тут кто? — спросил Насыр на всякий случай, просунул руку за спинку кресла и пошарил вслепую.
Рука почему-то опять заледенела, а когда Насыр подался назад, заледенел и затылок. Как будто на него легла ледяная ладонь, длиннющая и узкая. Белая.
Насыр выпрямился так торопливо, что едва устоял на ногах, — а на миг даже показалось, что не устоял он, а с легкостью китайского акробата ушел в заднее сальто. Насыр качнулся, чтобы утвердиться попрочнее, и глаза резанула белая пустота, распростертая во все стороны, как будто он все это время бродил по фантастическому лабиринту из ледовых экранов, занятых изображением высокой четкости, и вдруг их разом выключили.
Белую пустоту прорезала лишь тонкая нить, уходящая в бесконечность впереди, странная, вроде черная, но иногда вспыхивающая огнем то ли алым, то ли фиолетовым, и почему-то не теряющаяся из виду по мере удаления, а одинаково хорошо различимая и там, где по-хорошему должен находиться горизонт, и здесь, в своем начале. Насыр опустил глаза, чтобы понять, где, собственно, начало нити, и обнаружил, что не дышит. Нить выходила у него из груди, из застежки-молнии, между желтыми зубчиками которой и была зажата. То есть начиналась. Или не начиналась, а прошивала Насыра насквозь.
Насыр осторожно повернулся, чтобы проверить, охнул от острой боли в затылке и неловко повалился в снег.
Он задрал голову, некоторое время соображая, что случилось, поспешно отвернулся от мертвого человека в машине, единственного и никем не сопровождаемого, потому что другой человек смог доползти до обочины и был подобран Насыром, который теперь валяется в борозде, проделанной этим человеком, и зря теряет драгоценное время. И свое, и, что хуже, отведенное на спасение того человека. Той женщины.
Насыр вскочил и торопливо побрел к машине, почти уверенный, что, пока ловил глюки в снегу, та женщина умерла.
Она не умерла.
Она была неподвижна, бледна и окровавлена, она полулежала в той же неудобной позе, в которой Насыр ее оставил, она еле дышала полуоткрытым ртом, неглубоко и часто, точно всхлипывая. Но была жива.
— Сейчас, — пробормотал Насыр, укладывая ее поудобнее и пристегивая под раздражающее щелканье аварийки. — Сейчас поедем, потерпите.
Женщина была немолодой, но красивой и ухоженной. Это не мешали заметить ни огромная гематома, закрывшая глаз, ни густые потеки крови на лбу, губах и подбородке. Одежда, заляпанная и истерзанная, стоила, наверное, как машина Насыра. Не говоря уж о кольцах, цепочках и прочих финтифлюшках, массивных и блестящих, которыми женщина была увешана на манер елки.
В гости торопились, праздновать, с сожалением подумал Насыр, обегая машину и усаживаясь за руль. Наряжались, прихорашивались, хлопнули на дорожку для настроения — от женщины тоже попахивало, — подарки в багажник, небось, загрузили, притопили, в меня чуть не врезались, и не только в меня, наверное, — и что? В гости не приедут, муж погиб, жена, если выживет, то для того, чтобы горевать месяцами, если не годами. А родне каково придется? И тем, к кому в гости мчались? Испортили праздник.
Так, что за ерунда в башку лезет, рассердился на себя Насыр. Главное, чтобы жива осталась, остальное пережить можно. Все можно пережить, кроме собственной смерти.