Фасмер с облегчением увидел, что книги всё так же стоят на полках — но когда приблизился к ним и протянул руку к ближайшему корешку, тома рассыпались в пыль.
Я рассказала Кириллу и об этом, он тоже ответил историей:
— У моей тетки в Орске затопило дом во время наводнения. Книги в шкафах набрали столько воды, что выдавили стекла и сломали полки.
Кирилл внезапно уволился. У меня был выходной, и мы не успели попрощаться. Номер телефона он мне не оставил.
Да и зачем мне его номер телефона.
У меня будет смена в новогоднюю ночь. Работаем я и Валентин. Ура.
Словарь Фасмера в оригинале состоит из трех томов. В русском переводе он вырос на целый том. Я листаю четвертую книгу, как гербарий, разглядываю слова, как орнамент. Меня успокаивает этот ритм, я хочу стать его частью.
Новогодние фильмы в этом году ничем не отличаются от прошлогодних. В супермаркете нашего торговика без остановки шпарит джингл беллз.
Приморозило, в уличном шкафу — пусто. Зима вступила в свои права, заявил Валентин.
В городе, где я жила раньше, вот там были настоящие зимы. Но об этом я не собираюсь рассказывать ни Валентину, ни кому-то еще.
Фасмер анализирует само слово, его происхождение, историю, связь со словами других языков. Понятие, которым обозначено слово, — это уже не к нему. Фасмер — этимолог, а не философ. Не стоит искать у него ответа на вопрос, что такое чудо — и вправе ли человек надеяться.
Обязано ли чудо быть непременно добрым, счастливым?
Это тоже не к Фасмеру.
Я довольно долго надеялась на чудо, которое любой другой человек счел бы кощунством. Понимала, что не смогу сама лишить себя жизни и надеялась, что смерть придет за мной, как за ребенком в детский сад. Скажет, ну давай уже собирайся, чего ты там копаешься?
Люди, которые знали меня раньше, люди из города настоящих зим, задавали немые вопросы: как же ты можешь жить после такого?
Они были как бы разочарованы мной, все эти прекрасные люди.
Они не удивились бы, если бы я наложила на себя руки.
Но я, как только задумывалась об этом, сразу же слышала тихое «Ирк». Будто кто-то чиркал спичкой — и в полном мраке вспыхивал слабый огонек.
Есть малюсенький шанс на то, что все они — муж, мама, дочь и сын — в одном месте. А я, уйдя по собственной воле, окажусь в другом.
Той, второй разлуки мне будет точно не перенести.
Наша работа — как чистилище. Надолго здесь задерживаются только те, кто сам не знает, куда хочет попасть.
Я хотела бы показать орнамент, проступивший из моих записей, своему доктору, но он, наверное, уже не помнит меня. Мало ли нас таких. И все же хочется верить, что помнит. Доктор возился со мной много месяцев подряд. Подбирал таблетки вдумчиво, как Фасмер — свою библиотеку. Фасмер много месяцев не писал научных работ, восстанавливая утраченные книги.
Первое издание словаря вышло в 1950 году в Гейдельберге.
А русский перевод появился уже после мирной кончины Макса Фасмера в 1962 году.
Интересно, что я почти не помню лица своего доктора — хотя именно он посоветовал мне переехать в другой город. И взял слово, что я буду принимать таблетки и — обязательно! — работать. А остальное сделает время.
— Время творит чудеса, — сказал доктор.
Моя память приставила к белому халату лицо человека из телепередачи — человека, с которым я, наверное, хотела бы поговорить.
В новогоднюю ночь в кино приходят разные люди — и пьяные компании, и влюбленные пары, и одиночки, которым не с кем праздновать. В мусорках — мандариновая кожура и пустые бутылки из-под шампанского, пронесенного под полой. Какая-то девушка подарила мне шоколадку.
Не стоит думать, что в эту ночь произойдет нечто особенное — кто-то из зрителей потеряет кредитную карту на имя Макса Фасмера; или я увижу на входе в зал своего доктора; или артист с экрана скажет вдруг те слова, которые я так хочу услышать; или Кирилл вдруг крикнет мне в спину — Ирина Петровна, я нашел вам еще один фильм того же плана!
Если я в чем и уверена, так это в том, что чудо невозможно спрогнозировать, организовать и оплатить заранее его доставку. Нужно лишь терпеливо ждать — как ждут фильма, ради которого стоит пойти в кино среди ночи. Книги, способной вернуть надежду. Того самого человека. И вечной, блаженной свободы.