Варя, устав от войны с теми, от кого в первую очередь ждала поддержки, ревела на груди у тётушки, а та гладила её по кудрявой русой голове и приговаривала, что ребёнок - это счастье. А вот когда он родится, и её оглоушные родители очнутся, придут в себя и – «вот увидишь, детка, они нашего малыша ещё избалуют!»
Варя не верила, но тётя Таня оказалась права. Когда Илье исполнился год, отец с матерью оставили им с тётей Таней трёхкомнатную квартиру в неплохом районе недалеко от центра, а сами переехали жить на дачу: отец утеплил дом, провёл водопровод, своими руками выложил печь и вообще заделался деревенским жителем. Мама выращивала на грядках клубнику размером со сливу, а в саду – сливу размером с яблоки. Варя боялась представить, какими бы выросли у мамы арбузы.
И теперь при каждом удобном случае требовали привезти к ним Илью, потому что «ребёнку же нужен свежий воздух и свежие фрукты!»
А здесь, в городе, была тётя Таня. И только благодаря ей Варя смогла и поступить, и учиться - и учиться хорошо. О лучшей бабушке можно было и не мечтать – она у Лёсика, как прозвал сам себя двухлетний Илюшка, уже была.
И только одно омрачало счастливое Варино существование - вызывающие болезненную тоску сны, в которых она кружилась в вальсе с красивым улыбчивым старшим лейтенантом.
***
Андрею требовалось решить жизненно важную задачу. Завтра ему предстоял внеплановый выезд в адрес, но возникла непредвиденная проблема. Валенки, белоснежные расписные дедморозовские валенки, неотъемлемая часть его костюма, ставшего последнее время едва ли не повседневным, пострадали от попадания в лужу, полную грязи, соли и мазута. Лужа стыдливо пряталась под слоем тонкого льда и рыхлого снега, и только этим Андрей мог оправдать утерю доверенного ему реквизита. В химчистке сказали, что спасти обувку можно, но вот время... каникулы, вы же понимаете. И загрязнения такие сложные... приходите числа десятого, мы всё сделаем в лучшем виде!
Указанные сроки Данилевского не устраивали совершенно, и он чуть не отправился по магазинам, несмотря на ужас перед творящимся там предновогодним столпотворением. Но тут память услужливо подсказала, что, вообще-то, у него дома есть валенки, привезённые когда-то отцом из поездки в Сибирь. Пусть не такие роскошно-сказочные, обычные светло-серые, но всё же. Не отправляться же в гости в шубе Деда Мороза и лаковых туфлях. Или кедах. Андрей представил себе эту картину, по-дурацки хихикнул и отправился домой – искать валенки. По пути созвонился с театральной костюмерной, которая, собственно, и выдавала «чешущим» студентам костюмы, обувь, косы, бороды и грим. Там подсказали, как покрасить валенки и пожелали удачи. Теперь оставалось только их найти.
Открыв дверь, Данилевский сразу понял, что предстоит выдержать натиск грозы: жена была дома и не вышла встречать, значит – не в настроении. Значит, он снова сделал что-то не так. Впрочем, это было нормально, он делал что-то не так последние лет восемь, то есть всё то время, что они были женаты. Сначала он переживал, пытался что-то изменить, пробовал разговаривать, пока однажды не понял: все эти усилия делают только хуже. Весь фокус в том, что он просто о б я з а н делать всё не так. Как только он осознал это и смирился, жить стало значительно проще. Ещё очень помогали навыки появляться дома как можно позже, а покидать его как можно раньше. Первое время он надеялся: вот появится ребёнок, всё изменится, будут общие заботы, общие радости, объект любви, который объединит их. Но шло время, а ребёнка всё не было. После двух лет неудачных попыток они обследовались, вердикт врачей был однозначен: они оба здоровы и оба способны зачать ребёнка. В ответ на их недоумение врачи пожимали плечами. Говорили: бывает. Пытайтесь. Старайтесь. Удачи. И они пытались. Старались. Но удача не приходила. А потом он стал задумываться – нужно ли? Растить ребёнка в доме, где нет ни любви, ни понимания – зачем? Он бы ушёл, но... то ли лень, то ли какое-то пассивное состояние души, то ли просто отсутствие повода что-то изменить... в общем, он жил, как живётся, втайне надеясь, что однажды Ольга придёт и скажет, что нашла кого-то и хочет развода. Или пусть не нашла, просто пусть захочет развестись. Мысль о том, чтобы прийти и самому предложить развод давно уже чужой ему женщине, казалась Андрею отвратительной. Почему-то он в такой ситуации в своих собственных глазах выглядел чуть ли не предателем. А может быть, ему нужен был какой-то толчок, какой-то повод, вроде случайной встречи с Ириной, например. Иногда он представлял себе эту встречу, и всегда в его фантазии она радостно улыбалась, видя его. И уже одного этого было достаточно, чтобы у него начинало бешено колотиться сердце, и он встряхивался, как извалявшийся в луже лабрадор, и одёргивал себя: тьфу, как мальчишка, ей-богу...