На оборону повстанческого района поднялись все деревни. Мужики доставали заветные берданки, вооружались топорами, вилами, рогатинами.
— Как на диких зверей, — говорили мужики.
— Да они хуже зверей, — возмущались очевидцы. Рассказывали, как людей избивали нагайками, кололи штыками, подвергали неслыханным пыткам. Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков. У Щетинкина замирало сердце, когда он представлял себе своих в руках колчаковцев. Хоть бы Васена детей понадежней упрятала. Да куда спрячешь-то?.. И наливалось сердце тяжелой ненавистью.
Партизаны рыли в снегу окопы полного профиля.
Всю ночь пробирались казаки на своих измученных свирепым бураном лошадях в тыл Большого Улуя. Никто их не остановил, и это удивляло есаула Сотникова. Неужели красный штабс-капитан так беспечен?.. Мелькнула другая мысль: а возможно, Большой Улуй оставлен и партизаны, прослышав о казачьем отряде, сами отошли на север, в Курью?..
Резкий ветер вызывал на главах слезы. Сотников ощущал, как цепенеют в стременах ноги. Вокруг поднимались сугробы, высокие, как степные курганы, и они преграждали путь в село.
И внезапно сугробы полыхнули огнем. Оттуда били, били, судя по всему, прицельно, как бьют сибиряки белку в глаз. Поднимались на дыбы и падали кони. А когда казаки, не выдержав неожиданного нападения, повернули назад, перед ними выросла новая стена: мужики с дрекольем, с вилами и топорами.
Потеряв двести человек и большую часть вооружения, Сотников отступил. А вернее, бежал, полагаясь на случай. И ему повезло: удалось уйти.
Когда, вернувшись в Ачинск, доложил обо всем генералу Розанову, тот задумался.
— Да, Щетинкин — особо опасный противник, — произнес наконец генерал, не повышая голоса. — Опытный вояка… Полный георгиевский кавалер, это вам говорит о чем-нибудь? — Он смерил Сотникова презрительным взглядом.
— Не я буду, если не доставлю его вам живым! Именно живым… — Глава есаула сверкнули ненавистью, а в голосе послышалось уязвленное самолюбие.
— Ну, ну, есаул, будем надеяться… — снисходительно сказал Розанов.
Оставшись один, он стал мысленно оценивать обстановку. Во многих волостях Сибири появились партизанские отряды: в Ново-Еловской, Чернореченской, Ново-Новоселовской, Трудковской, на Мане. Целый округ Сибири не признает власти Колчака. А если они объединятся?! Так ли уж трудно будет им оседлать Транссибирскую железную дорогу, связаться, скажем, с иркутскими подпольщиками, которые в любое время смогут взорвать кругобайкальские туннели?
Будучи человеком ничтожным, есаул Сотников решил взять Щетинкина не мытьем, так катаньем. Стычки с партизанскими группами ровным счетом ничего не давали. Через одного лавочника Сотникову удалось выяснить: семья Щетинкина до сих пор проживает в деревне Красновке!
Вот она, ниточка… Несомненно, Щетинкин время от времени проведывает семью. Нужно устроить засаду… Конечно же, Щетинкин не оставил своих родных без охраны, и в Красновке, безусловно, есть партизанская группа.
Но ничего из этой затеи не получилось: или плохо следили за домом Щетинкина, или он встречался с женой в другом месте, во всяком случае, обнаружить Щетинкина в Красновке агентам не удалось.
Тогда Сотников решил захватить его семью. Весь свой отряд он бросил на Красновку. Партизанская группа не могла сдержать напор огромной массы карателей.
Казаки окружили дом Щетинкина. Ворвались, перерыли все. Перепуганные девочки спрятались на печи. Васса с годовалым сыном Шуриком на руках стояла посреди избы.
Сотников наступал на нее:
— Ты Васса Щетинкина? Где скрывается твой муж? Нам известно: он в Красновке.
Допытывался у девочек, дрожащих от страха:
— Где ваш отец? Он сюда приходил? Когда был последний раз?
— Мы не знаем, мы маленькие… — лепетали девочки.
— Положи младенца, — приказал есаул Вассе. — Пойдешь с нами.
— Клава, возьми Шурика и присматривай за Надюшей, — наказала Васса старшей дочери. «Только бы не детей… На моих глазах…» — мертвея от страха, думала она.
Через всю деревню Вассу под конвоем повели на допрос. Девочки бежали за матерью, старшая несла на руках Шурика. Вассу грубо втолкнули в дверь избы местного богатея. Девочки пытались прошмыгнуть следом, но казак выхватил из рук Клавы Шурика и бросил его в снег.