Дуванис поспешно отворяет ворота. Лоршес мягко выкатывается со двора и, набирая скорость, уносится в направлении марабранского шоссе.
Гардион с довольным видом смотрит на своих друзей.
— Главное дело сделано! — говорит он бодро и весело. — Теперь мы можем померяться силами и с врагами нашими, и с самим богом единым!..
РУДОКОП ИЗ РОБРЫ ВЕРРЫ
Куркис Браск благополучно добрался до родной Марабраны и благополучно принялся за свое прежнее ремесло коммерсанта и промышленника…
А где же другой герой? Куда девалось удивительное воплощение несуществующего бога? Куда скрылся могучий бородатый старец, купивший себе свободу и жизнь за баснословную цену своей алмазной мантии?
Это трудный вопрос. Даже его святость гросс сардунский, призвав на помощь префекта полиции и министра внутренних дел, напрасно пытался разыскать и поймать крамольного старика… Бог исчез бесследно, словно сам, без посторонней помощи, вернулся назад, в первоначальное полевое состояние и улетучился, по выражению Куркиса Браска, в мегасферу…
А впрочем, если поговорить с рудокопами Робры Верры и с крестьянами известной нам деревни, а в особенности если вызвать на откровенность нашего молодого друга Дуваниса Фроска, то и про бога можно кое-что узнать…
На одном из рудников Робры Верры, вскоре после исторического скандала в Гроссерии, появился новый рудокоп, по имени Дорфаль Кар-Ботер. Это высокий, пожилой человек, атлетического телосложения, с сухощавым, всегда гладко выбритым лицом, с густой щеткой седых, коротко подстриженных волос, с черными, выразительными глазами. Он называет себя выходцем из Варенги — самой северной провинции Гирляндии — и уверяет, что покинул родные места в поисках работы. Это, конечно, вполне возможно, тем более что Варенга действительно глухая и беднейшая провинция, а Дорфаль Кар-Ботер не первый варенжец, променявший чистый воздух родных сосновых лесов на духоту и пыль рудников Робры Верры. Но тем не менее тут есть несколько интересных обстоятельств, которые, если к ним внимательно присмотреться, могут многое объяснить.
Прежде всего: у пожилого рудокопа из отдаленной Робры Верры с самого начала завязалась крепкая дружба с марабранским рабочим Дуванисом Фроском и его женой Калией, проживающими в известной нам деревне, близ Марабраны. Одинокий, неразговорчивый варенжец каждое воскресенье спускается на автобусе из Робры Верры в долину и бывает гостем в домике молодых супругов. Калия называет его дядюшкой и в разговоре часто поминает какие-то его длинные белоснежные кудри! Это второй, не менее знаменательный факт. И наконец, если подслушать иную из бесед молодого слесаря с его суровым другом, то можно окончательно понять, с кем мы тут, собственно, имеем дело.
— Чего вы добились, Кар-Ботер? — горячо восклицает молодой рабочий, яростно дымя сигаретой. — Аппарат не взяли, драгоценную мантию потеряли и сами чуть не погибли в этом гнезде пауков и тарантулов!
— Они не могли бы меня убить! — упрямо возражает варенжец, сдерживая раскаты своего громового голоса. — К моменту развязки у них уже не было аппарата!
— Ну и что ж, что не было! Мерзавец Браск напоролся на нас совершенно случайно! Если бы он догадался включить в машине радио и узнал, для чего вокруг Марабраны расставлены войска, он благополучно привез бы аппарат домой, а потом по требованию гросса выдал бы его без разговоров! Но, если бы и не было этого, если бы вы просто оказались пленником Гроссерии, что, вам легче бы было?! Вас отдали бы на расправу молодчикам Барбитского Круга, а те не постеснялись бы замуровать вас живьем в железобетонный мешок. Сидели бы вы там до сих пор и размышляли над своей божеской сущностью!.. Нет, Кар-Ботер, вам надо было открыться крестьянам и поднять их на борьбу по-настоящему! Тем более, что сардунские газетчики сами подсказали вам эту мысль: раструбили панические слухи о марабранском мятеже и о чудесном старце, который возглавил этот мятеж. Замечательный случай упустили!..
— Брось, Дуванис, ты увлекаешься! Я не верю, что крестьяне способны на что-нибудь серьезное. Дай им хлеба вдоволь, и больше ничего им не надо! Будут себе копаться в земле и молиться богу единому. А мятежи, восстания, революции — это по вашей, по рабочей, части. Крестьяне, как ни соберутся в кучу, только и толкуют о дожде, об урожае, о хлебе да о ценах на хлеб. Дальше этого их интересы не простираются…
— Стойте, Кар-Ботер! Сейчас я вам представлю такой аргумент, что никаких слов не надо! Минутку!
Дуванис выскакивает из-за стола и убегает на чердак.
Вскоре он возвращается назад и несет что-то завернутое в тряпки.
— Вот, полюбуйтесь этой штуковиной!
Развернув тряпки, он подает варенжцу новенький, блестящий, тщательно смазанный автоматический пистолет.
— Откуда это у тебя?! — гудит удивленно рудокоп, отшатываясь от оружия и пряча руки за спину. — Зачем ты держишь дома?! Вдруг обыск!..
— Это не настоящий! — смеется Дуванис. — Это игрушка! Смотрите, даже замка нет и обойму вставлять некуда! Но тут интересно другое! Знаете, где я взял эту вещицу?
— Где? Сам, что ли, сделал?
— Если бы сам, то уж как следует бы сделал. Я ведь слесарь и в оружии тоже немного смыслю… Нет, Кар-Ботер, тут история похлеще! Слушайте! Собрались как-то на углу возле нас человек двенадцать крестьян и о чем-то спорят. Зло этак спорят! А меня давно уже подмывало испробовать модель этого аппарата «ММ-222». Забрался я на чердак, смонтировал модель и выставил незаметно в слуховое окошко. Крестьян я оттуда видел как на ладони. Вот, думаю, удивятся, когда им хлеб на голову посыплется! Ведь я был уверен, что в эту минуту они только о хлебе и думают! Включаю прибор, кручу микровинт, все как полагается. Облачко над ними завязывается, небольшое такое, розоватое. Они, конечно, ноль внимания. Потом брызнул из прибора зеленый луч, и крестьянам на голову посыпалось зерно. Много зерна — центнеров десять! Тут, само собой разумеется, крики, паника, все удирают по своим дворам. А один на месте остался. Лежит на куче зерна, а из головы у него кровь льется. Я кинул модель под пустые мешки — и туда! Перепугался сам до смерти! Ну, думаю, угробил человека ни за что ни про что! Подбегаю к нему: жив, дышит, но голову ему крепко ободрало с боку, и кровь так и хлещет. Обвязал я его своей рубахой, соседей кликнул, и перенесли мы его к нему в дом… Ничего, через неделю он поправился, даже знака почти не осталось!.. А я, как вернулся тогда к куче зерна, стою над ней и думаю: «Чем же его, беднягу, так садануло? Не зерном же!» А потом, как опомнились крестьяне да принялись пересыпать «дар божий» в мешки, тут я и нашел вот эту штуковину!.. Конечно, это игрушка, задумана без знания дела. Но мысль-то сама об оружии разве не знаменательна?! А вы, Кар-Ботер, говорите, что только о хлебе они думают! Нет, не только о хлебе! Коли и такое у них в мыслях появляется, значит, и о другом они начинают помышлять: о том, как бы жизнь свою переделать и лучшую долю для себя добыть!.. Вы, Кар-Ботер, в одиночку хотели, божеским авторитетом собирались все зло уничтожить и — с треском провалились! А эти если все скопом возьмутся, всей своей многомиллионной громадой навалятся, то непременно добьются своего! И воющих бесов религиозной общины раздавят, и кровососов-помещиков сметут, и настоящую, правильную жизнь для себя наладят!.. Теперь-то вы хоть согласны, что маху дали?
— Нет, Дуванис, все это ничего не значит! Вера в бога единого слишком еще крепка в простом народе, и он… — грохочет варенжец с непреоборимым упрямством, но так и не успевает закончить своего возражения.
В комнату из кухни вбегает раскрасневшаяся от жаркой печки Калия и весело кричит:
— Кончайте пустые разговоры! Надоели! Все о боге да о боге!.. Обедать будем!.. Дядюшка, я для вас такой рыбы сегодня нажарила, что пальчики оближете!
Беседа моментально прекращается, и друзья готовятся обедать…
Вот, пожалуй, и все.