Вечер близился к концу, людей в кофейне становилось все меньше, так что теперь и Ловорка смогла присесть рядом с ним и закурить сигарету. Выпустив дым, она сказала, что хотела бы покрасить несколько прядей в синий цвет, и что боится зубных врачей, и что любит носить сапоги c облегающими брюками, и что еще в школе научилась печатать десятью пальцами и умеет набирать текст вслепую, и что она быстро пьянеет и уже после двух бокалов вина у нее начинает кружиться голова. Крешо собрал всю свою храбрость и убрал с ее лба непослушную прядь волос, а она наклонилась и нежно его поцеловала. Кончиком языка она прикоснулась к его губам, и ему показалось, что это он только что выпил два бокала вина. Поцелуй настолько ошеломил его, что он чуть не свалился со стула.
— Горан, ты еще что-нибудь хочешь, а то я через двадцать минут закрываю? — спросила Ловорка у полицейского: кроме них в кофейне оставался только он. Крешимир почти забыл об этом чудаке, который несколько часов мрачно сидел за столиком в углу и молчал, постукивая ногой.
— Нет, спасибо, — хрипло произнес Горан.
Вскоре ушел и он, а Крешимир ждал официантку, которая молниеносно навела чистоту в туалете и помыла несколько оставшихся стаканов.
Крешо и Ловорка вышли из кофейни вместе, на улице лил дождь.
— Неужели он где-то здесь? — шепотом спросила Ловорка, опуская металлические жалюзи на двери.
Крешимир огляделся и в бледном свете уличного фонаря, сквозь завесу дождя увидел в дверном проеме соседнего здания полицейского Горана.
— Стоит там, на той стороне улицы.
— Больной, — сказала Ловорка с раздражением. — Миллиард раз ему говорила, чтобы отстал от меня, а он все приходит. — И протянула Крешимиру зонтик, причем ему потребовалась всего секунда-другая, чтобы понять, чего она от него ждет, еще до того, как он представил себе идущие под дождем пары.
Он раскрыл зонтик, она прижалась к нему, и тогда Крешо осторожно обнял ее за талию.
— Тебе не трудно меня проводить? — сказала Ловорка. — Я здесь близко живу.
— Да чего ж тут трудного.
Официантка прильнула к нему сильнее, и он еще крепче обнял ее. На город обрушился настоящий ливень, который поливал их со всех сторон в зависимости от направления порывов ветра, так что они тут же промокли до нитки, несмотря на зонт. Крешо и Ловорка пошлепали по ручьям, текущим по улицам и с клокотанием исчезавшим в канализационных люках. К счастью, она жила действительно близко: через три улицы они остановились перед ее домом. Но Крешимир все-таки почувствовал разочарование, когда они отделились друг от друга. Да даже если бы мела метель, он мог бы до утра идти рядом с ней, с ее теплым и трепещущим телом, вдыхая цветочный запах ее дезодоранта.
— Ну вот, пришли, — сказала Ловорка, остановившись под карнизом. — Большое тебе спасибо, ты меня спас.
— Ничего… Не за что.
— Хочешь, дам тебе зонтик?
— Да не нужно, и так дойду.
— Как же, дойдешь, возьми зонтик, по такой погоде можешь и не дойти. А где, кстати, ты живешь-то?
— В Змеином ущелье.
— Да где это, мать твою?
— От Смилева наверх, в горы.
— От Смилева и наверх, в горы? — ошеломленно повторила Ловорка.
— Примерно семь километров, — коротко пояснил Крешимир. — Дорога там не из лучших.
— Так ты не из Сплита?
Крешимир покачал головой, мол, нет.
— И что ты собираешься теперь делать? От Смилева и наверх, в горы, примерно семь километров?
— Прогуляюсь до автовокзала, выпью там чего-нибудь, а в половине шестого уже будет первый автобус.
— Ох, мать твою за ногу! — выругалась девушка, потом на несколько мгновений задумалась и в конце концов решилась: — Давай, заходи, переспишь ночь у меня.
— Да не надо, правда…
— Ладно, не валяй дурака, еще не хватало тебе в такую погоду всю ночь болтаться на автовокзале. Пошли, хоть обсохнешь и выпьешь чашку чая.
Она открыла дверь подъезда и впустила его. Лифт был весь разукрашен рисунками, залеплен жвачкой и кисло подванивал.
— Только потихоньку, чтобы не разбудить хозяев, — улыбаясь неизвестно чему, предупредила девушка.
Крешимир испуганно вслушивался в работу механизма лифта, и ему было не до смеха.
Она взяла его за руку и провела по темному коридору. Лампу на маленьком комоде включила только после того, как закрыла дверь комнаты, прижав при этом палец к губам и давая понять, что должно быть совсем тихо. Комната оказалась узкой, в ней поместились только старая оттоманка, накрытая простыней, а сверху клетчатым одеялом, комод у изголовья, рядом шкаф, на полу потертый ковер. К стене была пришпилена фотография какого-то мужчины. Увидев его, Крешимир почувствовал дикий приступ ревности.