— Что за пленные? — спросила Ловорка.
— Неважно, потом объясню, — сказал Крешо, увидев отца, который на миг с отвращением выглянул из окна кухни, и спохватился: — Ловорка, знакомься, это мой младший брат Домагой. Домагой, это моя жена Ловорка.
Домагой от испуга раскрыл рот. Взволнованный возвращением брата, он только сейчас понял, что с Крешимиром приехала какая-то женщина в подвенечном платье, с букетом желтых роз в руке.
— Ловорка, очень приятно, — произнесла она, с достоинством подавая ему руку, а Домагой оцепенел от страха.
— Поздоровайся с женщиной, дурень, — рассердился Крешо, которому стало очень неловко из-за того, какой невоспитанный у него брат.
— Неважно, просто это пока странно и ему, и мне, — сказала Ловорка, примирительно улыбаясь, а Домагой осмелел и пожал ей руку.
— Ловорка, — начал Крешимир, немного подумав, — я должен вернуться вниз, в город. Из-за Бране и Звоне — кто его знает, что там с ними может случиться.
— Да ты ненормальный! — сердито сказала она.
— Любимая, это же мои братья. Они отправились мне помочь, а теперь я должен…
— Крешимир! — перебила его жена. — Если ты сейчас уедешь, уеду и я. И матерью клянусь, ты меня больше не найдешь. Однажды ты уже вот так уехал на неделю, и потом о тебе пятнадцать лет не было ни слуху ни духу. Второй раз со мной такого не случится. Уедешь — нам с тобой вместе больше не быть.
— Но мне и нужно-то день-два.
— Нет, ни на секунду! — спокойно и решительно сказала Ловорка.
— Братишка, не уезжай никуда, — умоляюще подал голос Домагой. — Не бойся, они и без тебя, сами вернутся. Останься дома, прошу тебя. Не бросай меня с папой один на один.
Крешимир глянул на жену, потом на брата и тяжело вздохнул.
— Ладно, пойдем, покажу тебе дом, — сказал он Ловорке.
Двое пленников наблюдали за этой картиной, прильнув к металлической решетке на окошке подвала, а когда Ловорка, Крешо и Домагой вошли в дом, старший инкассатор Ненад Невестич, тот, с плотно забинтованной головой в районе уха, которого несколько часов назад, привязанного к колесу, неосторожно ранил ножом Звонимир, принялся нервно ходить от одной стены к другой.
— Вот всякий раз, когда я слышу, что подъезжает машина, думаю, что это приехали нас спасать. Почему никого нет? Почему никто не спасает нас из этого ада?
— Я сирота, вырос в детском доме. Меня никто не станет искать, — ответил Ратко грустно.
— Ну, зато я единственный ребенок. Меня мать с отцом ищут, — сказал Ненад. — Наверняка с ума сходят, не знают, куда я подевался.
То же время в сотне километров от них. Субботний вечер в квартире Невестичей. Папа сел за накрытый стол, мама принесла ужин — вареную стручковую фасоль. Половником разложила еду по двум тарелкам, потом они перекрестились и взялись за вилки. Вдруг папа застыл на полпути с вилкой в руке.
— Хм, знаешь что, — сказал он. — Может, ты подумаешь, что я рехнулся, но в последний месяц я чувствую что-то странное.
— Бог с тобой! — удивилась мама. — Что тебе странно?
— Не могу понять, но как-то так, как будто что-то стало по-другому, — сказал папа, растерянно оглядываясь. Посмотрел на часы с кукушкой и пестрый ковер на стене, посмотрел на буфет, холодильник и мойку, посмотрел на третью, пустую тарелку на столе, посмотрел на герань и аспарагус на окне в кухне, но ничего не пришло ему в голову. — Может, ты другие занавески повесила? — спросил он.
— Нет.
— Ну не знаю, должно быть, мне показалось, — решил папа.
— Ешь, фасоль остынет, — заметила мама.
Крешимир показал супруге гору немытой посуды на кухне, грязные оконные стекла, пыльные занавески, ванную комнату с волосами на дне пожелтевшей ванны и с зеленой плесенью на стенах, потрескавшийся унитаз, из которого воняло мочой, обувь, разбросанную в коридорах и на лестнице, и груды одежды, натолканной в шкафы. Повсюду, куда бы они ни шагнули, их подошвы прилеплялись и с тихим потрескиванием отклеивались от чем-нибудь заляпанного пола. Ловорка обошла эту запущенную мужскую берлогу, испуганно стиснув руку Крешо. Она ничего не говорила, но он чувствовал ее изумление, и ему было стыдно. Наконец они дошли и до его комнаты с кроватью, на которой, сбившись, лежало то же постельное белье, что было там месяц назад, когда он уехал.
— Я знаю, это совсем не то, что ты ожидала… — Крешо начал тихо и очень неловко извиняться. А потом замолчал. Не знал, что еще сказать.