— Тут рядом, перед полицией, какой-то митинг протеста, — сказала Мирна, заметив, что он прислушивается. — Арестовали ветерана войны, который, как считают, вчера участвовал в том теракте в кафедральном соборе, и теперь инвалиды войны и бывшие добровольцы протестуют против его ареста.
Близнецы задумчиво переглянулись.
— Эх, люди, как бы мне хотелось быть членом какой-нибудь террористической группы, — вздохнула Мирна.
— У-у-у-у-у! — страстно добавила Мирта. — Это же просто с ума сойти.
— И мне было бы совершенно плевать, — продолжала Мирна, — какие у них цели, исламисты ли они или сепаратисты, марксисты, палестинцы, евреи…
— Только бы была заваруха, — согласилась Мирта.
— Адские машины, — со страстью прошептала Мирна.
— Нервно-паралитические газы, — похотливо пропела Мирта.
— Противотанковые ракетные установки.
— Пулеметы.
— Автоматы.
— Пистолеты.
— Похищения.
— Диверсии.
— Покушения… Знаешь, малышка, — вдруг спохватилась Мирна, — если ты хочешь быть с моим парнем, нет проблем. Я и так собиралась с ним расстаться.
— По правде говоря, он мне не кажется таким уж интересным, — сказала Мирта. Заметила, какой он глупый?
— Тупой как пробка, — подтвердила Мирна.
— …А мы вас спрашиваем, где, господа, были вы, когда наша страна истекала кровью, когда наши… — разгневанно кричал в мегафон кто-то возле полиции.
— Девочки, слушайте, нам пора идти, — сказал Бране скалолазкам.
— Дела у нас тут, — добавил Звоне.
— А не хотите пойти чего-нибудь выпить? — удивилась Мирта. — Дайте нам хоть так вас отблагодарить.
— Да это неважно, как-нибудь в другой раз.
Близнецы попрощались с девицами и направились в сторону полиции, но не отошли и на двадцать метров, как Мирна крикнула:
— Звонимир!
Звонимир повернулся.
— Не ты, тот, другой, как же его зовут-то… Бранимир! — исправилась она. — Бранимир, ты покупаешь мне пиццу!
Бранимир неуверенно улыбнулся и помахал ей рукой. Девицы исчезли за углом.
— А что это такое — пицца? — озабоченно спросил Бране.
Перед полицейским участком собралось человек пятьдесят, в основном мужчин в спортивных костюмах бодрых цветов. Правда, некоторые были в черных пиджаках, держались ровно, важно и серьезно, скрестив руки в нижней части живота, как будто они участники живой цепи. Один из них сидел в инвалидной коляске, которую придерживала худощавая блондинка, две монахини, стоявшие рядом с хмурым лысым священником, держали зажженные свечи. Кое-где над толпой виднелись плакаты с призывами: «Защитим наши святыни!», «Командир, держись!», «Мы все — Миле Скрачич!» и «Миле Скрачич герой, а не преступник!». Некоторые транспаранты даже призывали к свержению демократически избранной хорватской власти, а кроме того, кое у кого в руках были бледные зернистые фотографии улыбающегося мужчины в лихо сдвинутой набок пилотке защитного цвета.
Увидев снимки, Бранимир и Звонимир тут же переглянулись, моментально узнав человека, которого Крешо крепко обнимал на военной фотографии, висевшей над холодильником у них на кухне в Змеином ущелье. Лицо его, в сущности, представляло собой увеличенный фрагмент именно той фотографии.
— Подумайте, господин президент! — кипятился перед дверью отделения полиции хилый человечек с прилизанными волосами и мегафоном в руке. — Подумайте, дамы и господа депутаты и министры! Хорошенько подумайте, прежде чем еще раз призвать под ружье взводного Миле Скрачича…
— Миле! Миле! Миле! — начали скандировать протестующие.
— Подумайте, кто останется защищать вас, если вы арестовываете своих лучших бойцов, будто они воры и убийцы, если вы их преследуете, будто они звери…
— Правильно!
— …Если вы распинаете их на кресте так же, как фарисеи распяли Иисуса Христа, Спасителя нашего…
— Ой, хорватская мать, не надо слезы проливать, — запел кто-то дрожащим голосом, возможно, для того, чтобы прервать оратора, который уж слишком заговорился.
— Ой, хорватская мать, не надо слезы проливать, — с готовностью подхватила толпа.
— Стоит лишь тебе позвать, все соколы готовы жизни за тебя отдать, — грянуло у дверей полиции, где как раз в этот момент остановился комби телевидения и из него тут же выскочили репортер с длинным желтым микрофоном и оператор с камерой на ремне. Увидев, что прибыли журналисты, оратор с мегафоном пригладил волосы, а люди в черных пиджаках слегка приподняли подбородки.