Крешимир тут же схватил его за запястье и так крепко сжал руку, что нож упал на землю.
— Значит, ты угрожаешь моей жене! — закричал Крешо теперь уже в бешенстве. Он схватил старика за шиворот и отвесил ему оплеуху. — На мою жену пошел с ножом, да? — повторил он и влепил пощечину с другой стороны.
— Пусть она его вернет! Пусть вернет таким, каким он был, — повторил старик хрипло.
— Кого вернуть? О чем ты говоришь?
— Бранко! — сказал Звоне снова, взволнованно предъявляя животное. — Ведьма превратила Бранко в ежа.
— Мать твою за ногу, вот уж воистину чокнутая семья! — изумилась Ловорка, а Крешимир схватил ежа и забросил его подальше в гору.
— Бранимир! — в ужасе крикнул Звонимир, следя взглядом за колючим клубком, летящим в сторону горы. — Бранимир, брат мой!
— Что? — прозвучал голос Бранимира, который в этот момент с мокрым полотенцем на бедрах вышел на балкон.
— Бране, дорогой! — потрясенно проговорил Звоне. — Жив, ты жив! Он жив, люди!
Крешимир треснул отца кулаком в лоб, другим ударом отшвырнул его на несколько метров, старик упал на землю, и старший сын было двинулся в его сторону, чтобы снова ударить, но жена положила руку ему на плечо.
— Не надо, — тихо сказала Ловорка.
Крешо, тяжело дыша, остановился.
— Давай, подойди, — вожделенно звал его с земли Йозо. — Иди ко мне, деточка!
— Не хочу.
— Не хочешь, потому что знаешь — получишь по башке. Я бы тоже не стал на твоем месте, — дразнил его папа, вытирая кровь с брови.
Крешо встрепенулся, как будто собирался направиться к нему, а Йозо на заднице, отталкиваясь ладонями и ступнями, стал в панике отступать.
— Несчастный, — сказал его старший сын с невероятным презрением. — Испорченный, отвратительный, эгоистичный, недалекий несчастный человек! Ты всех нас здесь уничтожил своими глупостями. И себя, и нас отравил дикостью и ненавистью. Живешь как зверь из-за того, что людей боишься. Убогий трус, умираешь от страха, что тебя кто-нибудь мог бы любить, что ты кому-то мог бы быть дорог. И что ты имеешь с этого? Если завтра умрешь, по тебе никто и не поплачет.
— А мне и не нужно, — с гордостью бросил Йозо. — Заводите музыку. Танцуйте, смейтесь, когда я уйду.
— Нам тут смеяться не над чем. Да мы и не умеем. Ты убил смех в каждом из нас. В этих парнях… — сказал Крешо, показывая на Звонимира рядом с собой и Бранимира на балконе — оба стояли удрученно опустив головы. — У покойной матери, — продолжал Крешимир, — и у всех у нас ты украл жизнь, тварь поганая. Не нужна нам никакая ведьма, чтобы превратить нас в животных. Ты, папа, ты сделал нас животными. — Крешо замолчал и смотрел на отца некоторое время, а его руки дрожали, как будто он нес что-то тяжелое. Потом Крешимир повернулся и вошел в дом. Ловорка последовала за ним. Окаменевшие Бране и Звоно молчали. А через некоторое время Йозо сказал:
— Он отказался от борьбы, вы свидетели. Моя победа чиста, как слеза.
Крешимир долго и тревожно молчал после этой ссоры. Ловорка беспокоилась за него, но ничего не говорила, чувствуя, что ее мужчина должен пройти через все это сам. После ужина она просто взяла его за руку, повела в комнату, велела лечь, положила его голову к себе на колени, гладила, целовала волосы, шептала, что любит его, чувствуя, как под ее пальцами потихоньку спадает напряжение в его мышцах. Они уже начали засыпать, когда около полуночи послышался тихий стук в дверь.
Бранимир и Звонимир стояли на пороге сгорбившись, с выражением неловкости и вины на лицах.
— Сердишься? — спросил Звоно.
Крешо дружелюбно улыбнулся и мотнул головой, чтобы они вошли.
— Невестка, не осуждай нас, — сказал Бранко Ловорке.
— Ничего страшного, — ответила она примирительно. — Что было, то прошло. — На самом деле Ловорка все еще очень сердилась, но ради Крешимира решила не подавать виду. — Садитесь, — добавила она, гостеприимно проводя их в кухню.
— Это все папа, — начал один из братьев, садясь на стул.
— Сам знаешь, какой он, — продолжил другой.
— Ты сильный, ты смог с ним справиться… — заметил Бранимир.
— А мы слабые, — грустно признался Звонимир.
— Любимая, дай-ка нам чего-нибудь поесть, — сказал Крешимир, просительно посмотрев на жену.
— Не надо, зачем…
— Мы ужинали.
— Мамалыгой? — спросила невестка, расставляя на столе тарелки.
— Как ты догадалась? — удивился Бране.
Она подала им холодную жареную телятину, копченое сало и сыр с Пага, из стеклянных банок достала маслины и лук-шалот, нарезала и посолила холодные помидоры, а свежие огурцы подала со сметаной. Хотя один только вид еды пробудил в них голод, гости повели себя скромно, брали и ели сдержанно, понемногу.