Женский визг высокой дугою прорезал тишину и словно поставил последнюю точку. Красивый визг, подумал Бруно со странным, спокойным восхищением. Как ни в чем ни бывало он подплыл к пристани, сразу следом за другой лодкой. Медленно, так же медленно, как и все, что он делал, Бруно заплатил лодочнику.
— На острове! — сказал кто-то потрясенным, взволнованным голосом. — Говорят, там мертвая девушка!
— Мертвая?
— Позовите кто-нибудь полицию!
За его спиной раздался топот ног по деревянному настилу.
Бруно вразвалочку направился к воротам парка. Слава Богу, что он пьян, или с похмелья, или что там с ним такое — во всяком случае он в состоянии двигаться не спеша. Но ужасный, неодолимый трепет охватил его, когда он проходил через турникет. Затем страх быстро схлынул. Никто на него не смотрел. Чтобы успокоиться, Бруно сосредоточился на том, что хочется выпить. На дороге виднелось заведение с красными огнями, похожее на бар, и он направился прямо туда.
— Стаканчик виски, — сказал он бармену.
— Ты откуда, сынок?
Бруно посмотрел на него.
Двое мужчин за стойкой справа тоже подняли головы.
— Я хочу виски.
— Здесь не торгуют спиртным, парень.
— Где это «здесь», в парке? — Голос у него сорвался на крик.
— В штате Техас спиртным не торгуют.
— Так налейте мне этого! — Бруно указал на бутылку самогона, что стояла перед двумя мужчинами.
— На, держи. Всем до чертиков хочется выпить. — Мужчина плеснул ему самогону в стакан.
Самогон был крепок и груб, как сам штат Техас, и обдирал горло, но прошел хорошо. Бруно предложил заплатить за выпивку, но мужчина отказался.
Завыли полицейские сирены — все ближе, ближе.
Вошел какой-то парень.
— Что случилось? С кем-то несчастье? — спросили у него.
— Я ничего не видел, — равнодушно ответил парень.
«Брат мой!» — подумал Бруно, оглядывая его, однако не решился подойти и заговорить.
Он чувствовал себя отлично. Мужчина угостил еще, и Бруно приложился три раза. Поднимая стакан, он заметил полоску на руке, вынул платок и спокойно вытер между большим и указательным пальцем. Это был след оранжевой губной помады Мириам. Он едва разглядел это пятнышко в тусклом освещении бара. Бруно поблагодарил за самогон, вышел в темноту и зашагал по правой стороне дороги, высматривая такси. Оглядываться на освещенный парк не хотелось. «И думать об этом забудь», — сказал он себе. Загрохотал трамвай, Бруно подбежал к остановке. Он обрадовался свету внутри и прочел все афиши. Дрожащий маленький мальчик сидел напротив, и Бруно принялся болтать с ним. Мелькнула мысль позвонить Гаю, но Гая, конечно, нет в городе. Хотелось как-то отпраздновать. Можно еще раз позвонить матери Гая, и будь что будет, но, подумав, Бруно счел такой шаг неблагоразумным. Одно пакостно во всем этом: еще долго нельзя будет встретиться с Гаем, позвонить ему или даже написать. Гая, конечно, вызовут на следствие. Но он свободен! Дело сделано, сделано! В порыве восторга Бруно взъерошил мальчишке волосы.
Мальчик на мгновение отпрянул, потом в ответ на дружелюбную улыбку Бруно улыбнулся тоже.
На конечной станции железной дороги «Атчисон-Топека — Санта-Фе» он достал билет на верхнюю полку в спальном вагоне поезда, который отправлялся в час тридцать ночи, то есть оставалось убить еще полтора часа. Все было изумительно, и Бруно чувствовал себя потрясающе счастливым. В буфете у вокзала он купил пинту виски и наполнил фляжку. Бруно надумал пойти к дому Гая, посмотреть, как он выглядит, взвесил все за и против и решил, что это можно. Он уже собирался спросить дорогу у человека, стоявшего в дверях, — ясно, что в такси ехать нельзя, — как вдруг осознал, что хочет женщину. Он хотел женщину более, чем когда-либо в своей жизни, и это невероятно понравилось ему. Ничего такого ему не хотелось с тех пор, как он приехал в Санта-Фе, хотя Уилсон и таскал его в разные места. Он круто развернулся перед самым носом у человека в дверях, подумав, что лучше спросить на улице, у шоферов такси. Его даже трясло, так чертовски хотелось бабу! Трясучка совсем не та, что от алкоголя.
— Да не знаю я, — смущенно отозвался веснушчатый шофер, что стоял, прислонясь к крылу своего автомобиля.
— То есть как это ты не знаешь?
— Не знаю, вот и все.
Бруно в раздражении отошел.
Другой шофер, стоявший у тротуара чуть поодаль, был более услужлив. Он написал Бруно адрес и пару имен на обороте визитной карточки своей компании, хотя это оказалось так близко, что подвезти не требовалось.
13
Гай стоял у изножья кровати в своем номере в «Монтекарло» и смотрел, как Энн листает семейный альбом, который он захватил из Меткалфа. Эти последние два дня с Энн были просто великолепными. Завтра он едет в Меткалф. Потом — во Флориду. Телеграмма от мистера Бриллхарта пришла три дня назад, и там значилось, что заказ остается за Гаем. Впереди шесть месяцев напряженной работы, а в декабре уже можно начинать строить собственный дом. Теперь на это появились деньги. И появились деньги на развод.
— Знаешь, — сказал он безмятежно, — если бы даже ничего не получилось с Палм-Бич, если бы мне нужно было завтра возвращаться в Нью-Йорк, на работу, я бы смог, принял бы все, как есть.
Но едва он произнес эти слова, как осознал, что именно Палм-Бич придает ему мужество, импульс, волю или что там еще, без Палм-Бич эти дни с Энн лишь усугубили бы чувство вины.
— Но тебе ничего этого не нужно, — сказала Энн, немножко помолчав, и снова склонилась над альбомом.
Гай улыбнулся. Он знал, что Энн едва слушает. В самом деле — все, что он говорит, неважно, и Энн это известно. Он склонился вместе с ней над альбомом, называя людей, о которых она спрашивала, усмешливо наблюдая, как она изучает разворот, где мать собрала его фотографии — от грудного возраста лет этак до двадцати. На каждом снимке он улыбался, и густая копна черных волос придавала его лицу более твердое и независимое выражение, чем сейчас.
— У меня здесь достаточно счастливый вид? — спросил он.
Энн подмигнула.
— Да, и очень симпатичный. Что Мириам? Есть новости? — Она быстро пролистнула оставшиеся страницы.
— Нет, — ответил Гай.
— Я ужасно рада, что ты это привез.
— Мать бы меня убила, если бы узнала, что это — в Мексике.
Он тут же положил альбом в чемодан, чтобы как-нибудь не забыть. — Самый лучший способ знакомиться семьями.
— Гай, а я не очень утомила тебя своими родственниками?
Гай улыбнулся ее жалобному тону:
— Да нет, меня это как-то не волновало.
Он сел на кровать и привлек Энн к себе. Он знакомился со всеми родственниками Энн парами, тройками, даже дюжинами на воскресных обедах и вечеринках у Фолкнеров. В семье подтрунивали над несметным количеством Фолкнеров, Уэдделов и Моррисонов, живущих в штате Нью-Йорк и на Лонг-Айленде. Ему даже нравилось, что у Энн так много родных. Рождество, которое в прошлом году он провел в доме Фолкнеров, было счастливейшим в его жизни. Он поцеловал Энн в обе щеки, затем в губы. Склонившись, увидел, что на покрывале валяются наброски, сделанные Энн на гостиничной бумаге, и сложил их в аккуратную стопку. Это были узоры, которые Энн придумала после того, как они днем сходили в Национальный Музей. Линии ясные, четкие, как на его собственных эскизах.
— Я думаю о нашем доме, Энн.
— Тебе хочется, чтобы он был большой?
— Да, — улыбнулся он.
— Давай построим большой. — Энн прильнула к нему. Оба вздохнули разом, как единое существо, и Энн рассмеялась, когда Гай крепче сжал ее в объятиях.
Она впервые не возражала против размеров дома. Дом задумывался в форме буквы У, и споры шли о том, нельзя ли обойтись без одной из передних палочек. Но Гай этот дом видел только с двумя ответвлениями. Он будет стоить больше, гораздо больше двадцати тысяч, но следом за Палм-Бич потянется цепочка частных заказов. Гай рассчитывал, что это будут срочные, хорошо оплачиваемые работы. Энн заявила, что ее отец с величайшим удовольствием преподнесет им переднее крыло как свадебный подарок, но Гаю это представлялось столь же немыслимым, как и обойтись вовсе без этого крыла. Дом высверкивал, белый, остроугольный, из коричневого комода у противоположной стены. Его предполагалось построить на белой скале, которую Гай обнаружил неподалеку от города Элтон в нижнем Коннектикуте. Дом задумывался длинный, низкий, с плоской крышей, словно каким-то алхимиком выращенный прямо из скалы, наподобие кристалла.