— Так спешишь, аж сюда прибежал?
— Я получил сообщение от брата. Он сказал, что ждет меня здесь, — дрогнувшим голосом ответил Даниэль.
Сёренсен взглянул на Ковальски, потом на Келлера.
— Что он несет?
Сокольник пожал плечами.
Слева от себя Даниэль увидел большое горизонтальное зеркало, подобно картине отражавшее всю комнату. Внутри золотой рамы перед ним предстала вся компания: Ковальски и Сёренсен в скудном свете лампы, смазанная фигура Келлера чуть поодаль в сумраке, и он сам, прямо сейчас таращащийся из центра картины, раскрасневшийся и взмокший после гонки на велосипеде. Прямо образчик голландской живописи семнадцатого века, мелькнуло у него в голове, на котором запечатлен некий судьбоносный момент и каждая деталь которого преисполнена смысла.
Ковальски опустил со лба на нос очки, положил на весы сложенную бумажку и высыпал на нее из пакета немного порошка. Затем, сосредоточенно сощурившись через очки на уровень, выбил еще самую малость. Камень на его перстне так и играл красными искорками в свете лампы.
— Не знаю, о чем ты там толкуешь, но тебе придется подождать, — спокойно произнес он. — Мы еще не закончили.
Он открыл маленький полиэтиленовый пакетик с застежкой, осторожно высыпал в него отмеренную порцию и запечатал. Даниэль понял, что явился прямо на предпродажную расфасовку утренней доставки посредством голубей и соколов. Не стоило ему этого видеть. Увы, слишком поздно.
— Сколько тебе надо? — спросил Сёренсен.
— Нисколько мне не надо. Если моего брата здесь нет, думаю, я лучше пойду.
Неверный ответ.
Вскинув брови, Ковальски подался через стол и с неподдельным удивлением спросил:
— Так чего ты на самом деле хочешь-то?
Упоминать Макса явно оказалось ошибкой. Даниэлю пришлось сменить тактику.
— Сколько это стоит? — Вопрос он подкрепил видом своего бумажника.
— Что? — вполне дружелюбно осведомился Ковальски.
— Вот это, — ткнул пальцем Даниэль.
— Не понимаю, о чем ты. Здесь ничего нет.
Ковальски положил пакетик на стол и поднял очки на лоб. Сёренсен ухмыльнулся и принялся массировать себе плечо.
— Или ты что-то видишь? — не унимался Ковальски.
Опять промашка. Даниэль покачал головой и спрятал бумажник.
— Кокаин? Об этом ты подумал?
Даниэль отвернулся от белых пакетиков, и глазам его снова предстало зеркальное изображение комнаты. Двое наркодельцов с весами, он сам посередине, Келлер в углу.
Однако кое-что по сравнению с предыдущей картиной изменилось: теперь Келлер держал в руке большой охотничий нож. Держал как-то вяло, отнюдь не угрожающе. Может, нож у него и был все это время, а Даниэль просто не замечал.
Ковальски вновь водрузил очки на нос, положил бумажку обратно на весы и с величайшей сосредоточенностью стал сыпать на нее порошок из пакета. Соколы так и заходились в своем вольере снаружи. Короткие хриплые крики, исполненные тревоги и отчаяния.
— Конечно же, существует вероятность, что однажды кто-нибудь да предложит тебе нечто вроде этого, — задумчиво проговорил Ковальски, открывая новый пакетик с застежкой. — Но я понятия не имею, сколько это стоит.
— Конечно, — выдавил Даниэль.
— И уж точно это будет не отсюда.
Ковальски строго и серьезно, словно старый учитель, взглянул на него поверх очков.
— Конечно-конечно, — повторил Даниэль.
Ему вдруг послышался смех. Или плач? Наверно, опять соколы заходятся. Вот только на этот раз звук как будто исходил не со стороны вольера. Наоборот, откуда-то изнутри дома, откуда-то справа, если быть точным. Совсем близко, но все равно приглушенно. Он даже мог бы поклясться, что из-за зеркала, хотя, конечно же, это было невозможно.
Взгляд Даниэля заметался по комнате. На стене он заметил пятнышки, как будто на нее брызнула какая-то темная жидкость да так и засохла.
— Мне нужно идти. Извините, — прошептал он и двинулся к двери.
Мужчины за столом молча провожали его взглядами. Медленно и чрезвычайно осторожно он прошел мимо Адриана Келлера, подобно картонной фигуре неподвижно стоявшего с ножом. Даниэль покосился на короткое и широкое лезвие, буквально не чуя под собой ног. Все казалось таким нереальным.
А потом замер как вкопанный. Снаружи раздался крик, ничего подобного которому ему в жизни слышать не доводилось. Исполненный тоски вопль, душераздирающий и очень высокий, как будто издаваемый совсем маленьким существом.
— Ребенок! — ахнул Даниэль. Он повернулся к троице в комнате. — Это кричал ребенок!
А те таращились на него, совершенно не изменившись в лице. Да не может быть, чтобы они не слышали крика. Глаза Адриана Келлера сверкали над его широкими скулами подобно маленьким сизым лампочкам.