— Именно! Год назад Макс уже забирался во Вторую зону. Понимаете, что это значит?
Судя по выражениям лиц собравшихся, понимали не все.
— Действительно, это чрезвычайно важный момент. Как-никак у нас даже пословица родилась: во Вторую зону дважды не заходят, — напомнил доктор Пирс.
— Совершенно верно!
Гизела даже раскраснелась от возбуждения. Остальные как будто все еще соображали.
— Нечто в этом человеке представляется весьма и весьма странным, — продолжала врач. — Меня не оставляло подобное ощущение с самого вторника, когда он снова побывал у меня на приеме. И прошлым вечером я просмотрела записи наших предыдущих бесед.
Она умолкла и нерешительно глянула на Карла Фишера, нашептывавшего что-то доктору Калпаку. Все за столом ждали. Наконец, после подбадривающего жеста Хедды Гейне, Гизела продолжила:
— Я сравнила нашу недавнюю встречу с предыдущими и окончательно утвердилась в своих подозрениях. Кое-что значительно изменилось. Его жесты, осанка, используемая лексика, мимика, манера двигать головой, ходить и садиться. В общем, все характерные для отдельной личности черты — черты столь очевидные, что ни сама личность, ни окружающие о них толком и не задумываются. И тогда я подумала: да это же не Макс. Тело-то его, да. Вот только внутри него кто-то другой.
30
Балкон Гизелы Оберманн словно плыл по воздуху чудесным кораблем. Снизу поднимался запах сосновых иголок, влажной травы и талой ледниковой воды. День выдался пасмурным, над долиной низко нависали облака.
Врач поплотнее укрыла его одеялом, затем уселась в мягкое кресло рядом и спросила:
— Так что вам известно о Химмельстале, Даниэль?
— Роскошная клиника в красивейшей, но довольно опасной местности. А ее персонал представляется мне даже более чокнутым, нежели сами пациенты. Но кто здесь полнейшие психи, так это местные жители. Связь с внешним миром практически отсутствует. Каждый раз, когда я пытаюсь выбраться отсюда, меня как будто отбрасывает назад невидимой резинкой. Вот и все, что мне известно.
Он натянул на подбородок одеяло, что накинула на него Гизела. От шерстяной ткани пахло ее духами.
Было вовсе не холодно, но контролирующий температуру его тела «внутренний термостат» капризничал, и порой от поврежденных участков ноги и плеча по всему телу ни с того ни с сего растекался ледяной озноб, а в следующее мгновение его сменял жар. Впрочем, его заверили, что такие перепады являются хорошим признаком, поскольку говорят о том, что нервы не пострадали.
— Получается, вы ничего толком не знаете. И наша клиника наверняка представляется вам несколько странной.
— Мягко выражаясь, — с горьким смешком отозвался Даниэль.
— Мне пришло в голову, что вас стоит рассматривать как вновь прибывшего в Химмельсталь. И ввести в курс дела, как я обычно и поступаю с новичками.
Гизела Оберманн устроилась в кресле поудобнее.
— Пожалуй, придется начать с самого начала. На объяснения потребуется какое-то время.
Даниэль лишь пожал плечами под одеялом.
— Я здесь и так почти две недели. Могу задержаться еще ненадолго. Так что о такой мелочи не переживайте.
— Хорошо. Вам ведь известно, что такое психопатическое поведение?
— Ну естественно, а что? Психопат — это человек без совести. Злой человек.
— Последнее определение профессионалы, конечно же, не употребляют. Хотя определение «злой» вполне соответствует личности, чьи действия вызывают страдания невинных людей, но при этом сама эта личность совершенно не испытывает чувства вины. Тем не менее, коли мы называем человека злым, это подразумевает у него наличие выбора. А делающий выбор, естественно, должен осознавать, из чего он выбирает. Психопату же разница между добром и злом попросту неведома.
— Но я уверен, что разницу они все-таки видят, — возразил Даниэль.
— Рассудком, вполне возможно. Они отдают себе отчет, что ложь, воровство и насилие — зло, точно так же, как дальтоник знает, что помидоры, кровь и закат красные. И в точности как дальтоник не способен пережить собственными ощущениями, что мы подразумеваем, когда говорим «красный», так же и психопат не способен воспринять наш посыл, когда мы называем что-то злом. Для него понятия вроде добра и зла, любви и вины — всего лишь пустой звук. Это очевидный порок, конечно же, вот только сам психопат от него отнюдь не страдает. Страдает окружающий мир. Самые жестокие преступления совершаются именно психопатами…
— Простите, — перебил ее Даниэль, — но к чему вы клоните? О каком психопате вы толкуете?