Другой витраж представлял ягненка, весьма ловко удерживающего скрещенными передними ножками большущий деревянный крест. Вокруг его копыт растекалась красная лужа — по-видимому, кровь. Это изображение тоже навеяло Даниэлю неприятные ассоциации. Ягненок беспомощно и глупо таращился перед собой, и ему так и слышался хриплый шепот Саманты: «Ягненочек».
На третьем витраже изображался хоровод пухленьких херувимчиков, скорее смахивающих на марципановых поросят с крылышками. Буйство юной плоти, надутые губки, маленькие ягодицы с ямочками. Представление преподобного Денниса о небесах?
Даниэль и Коринна расположились на самой дальней скамье. Из двух колонок лилась запись органной музыки. Кроме них самих, Даниэль насчитал в зале еще восьмерых человек. Посетители сидели поодиночке, нарочито держась друг от друга подальше.
Едва лишь они устроились, как появился преподобный Деннис в церковном облачении. Внешность у священника была весьма примечательной: на лбу у него зияла глубокая впадина, а одна щека представляла собой один сплошной розоватый рубец. Несомненно, то были следы нападений. Педофилы повсеместно презираемы и гонимы, и Химмельсталь в этом плане исключением не оказался.
Однако, судя по взглядам преподобного на мир, гонения эти лишь возвысили его и теперь служили свидетельством избранности. Он расценивал их как мученичество, достойное святых, и даже не стеснялся сравнивать свои страдания с Христовыми. Похоже, он свято верил, будто всеобщее глумление только помогло ему лучше понять, через что пришлось пройти Спасителю. Каждое оскорбление, каждое письмо с угрозами, каждый удар он воспринимал как знак собственной благословенности, знак своей общности с Ним, ненавидимым и преследуемым остальными.
По вполне понятным причинам священник вел обособленное существование. Ему выделили апартаменты непосредственно в медицинском центре, откуда он общался с внешним миром посредством своей странички во внутренней Сети долины и исступленных рассылок электронных писем. Ежедневно преподобного возили в церковь и обратно на электромобильчике персонала. Его религиозная деятельность рассматривалась как весьма важная для долины, потому руководство клиники и сочло уместным обеспечить его дополнительными мерами безопасности. Данная привилегия возбудила к нему еще большую ненависть со стороны прочих резидентов, бывших не в праве рассчитывать на такой же уровень защиты.
Вдоль верхушки алтаря наподобие балконного цветочного ящика тянулась длинная и узкая емкость с мелким песком, в котором в кольцах расплавленного воска стояло несколько выгоревших свечей. Преподобный Деннис выставил новый ряд свечек и по очереди зажег их. Над каждой свечой он произносил короткую молитву и крестился.
— Это мертвым, — пояснила Коринна, склонив голову.
Они стояли на коленях за скамьей, молитвенно сложив ладони. Даниэль покосился на девушку.
— Каким мертвым?
— Умершим резидентам Химмельсталя.
Священник отступил на несколько шагов и чинно воззрился на горящие свечи. Из колонок звучала фуга Баха. Даниэль пересчитал свечи и прошептал:
— Двадцать четыре. И сколько из них умерло естественной смертью?
— Смотря что ты подразумеваешь под естественной. В Химмельстале вполне естественно встретить смерть от убийства, самоубийства или передозировки, — тихонько проговорила Коринна, опустив глаза на сложенные ладони. Со стороны могло даже показаться, будто она молится. — Наверняка их даже больше двадцати четырех. Некоторых так и не нашли. Они просто исчезли.
Органная музыка стихла. Преподобный Деннис взошел на кафедру.
В своих рассылках-проповедях он неизменно возвращался к двум излюбленным темам. Первой был Агнец Божий — невинный жертвенный ягненок, такой белый и чистый. Господь, пекущийся о своей общине. Пастырь Добрый.
Другая — раны. Сверхъестественно кровоточащие раны Иисуса. Раны мучеников. Собственные лелеемые, болезненные раны преподобного Денниса, что он носил подобно драгоценностям.
Порой темы объединялись в проповедях о ранах Агнца.
Даниэль сидел и гадал, какую же тему священник выберет для сегодняшней проповеди.
Преподобный прочистил горло и начал:
— Вообразим на мгновение, будто мы есть ангелы Божьи.
— Уж тебе-то придется изрядно напрячь воображение, — пробурчала Коринна себе под нос.