Ни одной связной мысли от кустов не доносилось. «Убить… Убить…» Надоело даже слушать. А они все лезли и лезли. По-моему, там притаилась целая армия.
Конан вскочил, оттолкнул Эрриэз, которая исчезла под обрывом, и бросился к своему оружию. «Сопротивляться бесполезно, — вяло подумал я, — в любом случае они его прикончат. Он может быть богом войны, хоть самим Сетом, они его просто задавят численностью».
Их набежало уже около сотни. Кто знает, может быть, это были местные жители, подвергшиеся изменениям?
Может, их завербовал в банду злой волшебник? Или они не выдержали пыток и перешли на сторону неприятеля? Не исключено, что каждый из них по отдельности был в домашних условиях вполне приличным человеком. Но сейчас налицо имелась дикая орда, одержимая идеей перерезать нас.
На всякий случай я послал им несколько устрашающих сигналов. Я не очень надеялся на успех, но это, как ни странно, подействовало. Они не набросились на нас сразу, а замялись и принялись топтаться в десяти шагах от Конана. Я понимал, что пауза долго длиться не может. Сейчас эти болотные шакалы очухаются.
И тогда, словно огромный храмовый колокол ударил у меня в ушах, и я понял, что настала пора.
Я Пустынный Кода, я дух зла, насилия и смерти. Это меня отгоняли бесстрашные обитатели крепости Аш-Шахба, ударяя в свой огромный колокол, стоящий на пьедестале из цельного камня посреди центральной городской площади. И тогда я отступался от Аш-Шахба, хохоча и завывая. Этот глубокий звон наполнял меня яростью и жаждой разрушения и, скрывшись в пустыне, я бесчинствовал вовсю. Впрочем, тогда я был подростком и страдал всеми комплексами переходного возраста…
Конан ждал нападения врагов. Я понимал, что он их не боится, но вряд ли это ему поможет.
Я выпрямился. Прислушался к миру. Огромный и больной, он лежал вокруг меня и чутко отзывался на мои призывы. «Хороший ты мой, — подумал я, словно обращался к загнанному конго. — Сейчас мы с тобой устроим тут стихийное бедствие».
Я позвал огонь. Воду. Камни. Неожиданно мне ответил песок. В миле от нас находился песчаный карьер. Дорогу они тут когда-то строили, что ли?
Я вскинул руки, собирая ветер, и деревья на холмах внезапно зашумели. Я послал его на карьер, за песком, и велел вернуться.
И он вернулся. Я свил его в смерч. Извиваясь, он стремительно несся к нам с холмов. Я завил его так круто, что он почти не ронял песка.
— Конан! — крикнул я. — Ложись! Ложись лицом вниз! Прикрой голову!
Он все еще медлил, не решаясь опустить меч.
— Ложись! — заорал я в бешенстве.
Смерч обвился вокруг меня. Глаза мои засветились желтым светом, плащ взлетел над плечами, как драные крылья, шерсть встала дыбом. Я поднял руки и с силой выбросил их вперед, указывая на бандитов.
И вся ярость стихийного бедствия обрушилась на них. Песок забивался в глаза, в нос, в уши. Ветер швырял людей на деревья, тащил сквозь кусты, поднимал на высоту десяти-двенадцати ярдов и отпускал.
Давно я так не веселился. Не то, чтобы мне доставляли особую радость чужие страдания. Просто люблю хорошую работу. Приятно было видеть, что я не разучился еще соединять силы природы, направляя их разрушительную мощь на врагов.
Все стихло так же внезапно, как и началось. На холме образовалась изрядная куча песка. Я буквально стер бандитов с лица земли. Несколько деревьев, вырванные с корнем, лежали на берегу. Я был очень доволен собой.
Конан продолжал лежать на траве, не шевелясь. Немного испугавшись, я подбежал к нему и потрогал его за плечо.
— Вставай, — сказал я. — Все кончено.
Он тяжело оперся локтями о землю и встряхнул головой.
— Что это было, Кода? — спросил он сипло.
— Небольшое стихийное бедствие, — небрежным тоном бросил я… — Смерч.
— Кода, — сказал он, — а эти… которые хотят нас уничтожить… не знаю уж, кто они такие…
— Жалкие наемные убийцы, — вставил я.
— По-твоему, они жалкие? Мне так не показалось. Ты же видел этот смерч! — возразил он. — Кто его, по-твоему, на нас наслал?
Тут я обиделся:
— Во-первых, не на нас. А на них. А во-вторых… среди нас, между прочим, имеется дух насилия, разрушения и зла. За кого ты меня принимаешь, человек? — высокомерно произнес я, заворачиваясь в свой плащ. Уж очень я обозлился. — Я Пустынный Кода. Я могу, если хочешь знать, вызвать такой ураган, что от Боссонских топей не останется даже воспоминания. Все будет ровное, как сковородка. И присыпанное сверху песочком. Какой-то примитивный смерч вообще не стоит упоминаний.
Я, конечно, загнул, но он здорово меня разозлил. Ведь не первый же год меня знает, кажется, мог бы уже понять, что я вовсе не шучу, когда характеризую себя как прибежище зла и сеятеля стихийных бедствий.
Он сел. Взял меня обеими руками за уши и потерся носом о мою шерсть.
— Кода, — сказал он. — Я виноват. Ты настоящий герой, ты нас всех спас. Ты действительно великий злобный дух пустыни.
Я с достоинством высвободился.
— Это мне известно и без тебя, человек, — сказал я.
Из-под берега показалась Эрриэз — две торчащих косички, синяк под моргающим глазом. Я смерил ее взглядом. «Поняла, с кем имеешь дело?» — подумал я, не скрывая своего торжества.
Она, видимо, поняла. Потому что остаток дня я провалялся на травке, ковыряя щепочкой в зубах, а Эрриэз с Конаном, стоя по колено в ключевой воде, вдвоем оттирали котелок от подгоревшей каши.
* * *Был уже поздний вечер. Мы решили провести па берегу черной речушки еще одну ночь и как следует отдохнуть после пережитых потрясений. В конце концов, торопиться нам было некуда.
Мы закончили дела, которые неизменно возникают в течение дня и которые Конан в минуты философских раздумий называет «хламом жизни», и теперь лениво развалились возле костерка. Жаркий свет костра заливал физиономию Конана, и я думал о том, что чертовски привязался к нему за эти годы и мне будет очень плохо и одиноко, когда его, наконец, убьют.
Неожиданно он насторожился. Сперва он замер, прислушиваясь к чему-то, потом поднялся на ноги и метнулся в кусты, росшие ярдах в пятнадцати от нашего лежбища.
Я ровным счетом ничего не слышал и теперь, привстав, Изо всех сил вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что же там происходит в темноте.
Наконец, до меня докатилась такая волна чужого страха, что меня чуть не стошнило — уж на что я ко всему привычный!
Конан выволок из кустов белобрысую личность, у которой глаза на лоб лезли от ужаса, что придавало его роже, и без того малопривлекательной, вид совершенно идиотский. Личность была выше Конана почти на целую голову и шире ровно в два раза. Я предположил, что это единственный, кто уцелел после моего стихийного бедствия.
Эрриэз встала, тревожно вглядываясь в темные фигуры мужчин — Конана и его добычи.
— Сядь, — сказал я ей тоном бывалого рубаки. — Он его все равно сюда приволочет.
Я не ошибся. Белобрысый вскоре предстал перед нами. С ним можно было особенно не возиться. Я откинул капюшон, посмотрел на него своими круглыми светящимися в темноте глазами и подергал немного носом — этого хватило. Я чуть не помер со смеху, когда он разинул рот, поспешно зажал его ладонями (каждая размером с лопату) и вытаращился на меня с диким ужасом.
Потом он шарахнулся в сторону и снова столкнулся с Конаном, который стоял на границе светового круга с мечом в руке, словно охраняя костер от ночного мрака.
Белобрысый заметался, теряя на ходу остатки своего (и без того не слишком мощного) рассудка. Наконец, выбрав из нас двоих человека, он бросился Конану в ноги.