Джорджия рассматривала собственные ладони. От шутливого тона Феликса ее покоробило.
– А могу ли я узнать, о чем речь? – промолвила Лина. – Что за «уличающий документ»?
– Дневник Феликса, – быстро ответил Найджел.
– Дневник? – переспросила она. – Какой дневник? Ничего не понимаю…
Лина беспомощно уставилась на Феликса, но тот прятал глаза. Девушка выглядела озадаченной. Конечно, она актриса и умеет притворяться, размышлял Найджел, но он готов был держать пари, что Лина впервые слышит о дневнике. Придется идти до конца.
– Послушайте, Феликс, хватит играть в испорченный телефон. Неужели мисс Лоусон ничего не известно о дневнике… и об остальном? Разве ей не следует знать?
Найджел понятия не имел, куда заведет его эта скользкая тема. И меньше всего ожидал того, что случилось. Устремив на Лину взгляд, в котором смешались теплота и цинизм, напускная храбрость и презрение, Феликс рассказал ей о Марти, своих поисках убийцы, дневнике, который прятал под половицей в доме Рэттери, и неудачной попытке утопить Джорджа.
– Теперь тебе все обо мне известно, – закончил Феликс. – Вот только Джорджа я не убивал.
Его голос звучал ровно, однако Найджел видел, что Феликса трясет, как после купания в ледяной воде. Воцарилась тишина. Река плескалась о берег, пронзительно кричала камышница, гостиничное радио монотонно повторяло заверения японцев, что бомбардировки китайских городов были предприняты в целях самообороны. Молчание растянулось, словно обнаженный нерв. Все время, пока Феликс говорил, Лина сидела неподвижно, вцепившись ладонями в сиденье, только губы шевелились, как будто она пыталась угадать, что он скажет. Теперь ее хватка ослабла, пухлые губы дрогнули, тело поникло.
– Феликс, почему ты не рассказал мне об этом раньше? Почему? – воскликнула она.
Лина бесстрашно взглянула прямо в его суровое, бесстрастное лицо. Найджел и Джорджия прятали глаза. Феликс не ответил, он держался так, словно не хотел иметь с Линой ничего общего. Она разрыдалась, вскочила и бросилась бежать.
– Твоя тайная дипломатия сбивает меня с толку, – заметила Джорджия часом позже в гостинице. – Неужели ты намеренно спровоцировал эту душераздирающую сцену?
– Мне очень жаль. Я не думал, что все так обернется. Во всяком случае, теперь ясно, что Лина не убийца. Она ничего не знала о дневнике, и она действительно его любит. Из этого следует, что она не убивала Джорджа и не пыталась подставить Феликса. Хотя, – добавил Найджел, рассуждая вслух, – если ее слова относились…
– Чепуха, – перебила его Джорджия. – Мне нравится эта девушка. Она не пустышка, у нее храброе сердце. Говорят, яд – не женское оружие, потому что это оружие трусов. Если бы Лина захотела убить Рэттери, она размозжила бы ему голову. Такие, как она, способны убить только в порыве ярости.
– Похоже, ты права. Но скажи, почему Феликс так холоден с ней? Почему не рассказал про дневник сразу после убийства Рэттери? И почему бы не признаться Лине наедине, а не устраивать представление?
Джорджия откинула со лба черные волосы.
– Ему нужна была аудитория. Он боялся признаться Лине наедине, потому что использовал ее – по крайней мере, в самом начале, – сделав невольной сообщницей преступления. Он тонкий, ранимый человек, поэтому видел, как искренне она его любит, и не хотел ранить ее чувства. Я бы сказала, что он относится к тому типу трусов, которые больше всего на свете боятся таких сцен, но не из уважения к чувствам других, а потому, что не хотят задеть собственные. Поэтому он так ухватился за возможность открыть душу при посторонних. Наше присутствие спасало его от потоков слез и жалоб.
– Ты думаешь, он ее не любит?
– Пожалуй. По крайней мере, пытается убедить в этом ее или себя. Хотела бы я, чтобы он нравился мне меньше, – закончила Джорджия неожиданно.
– Почему?
– Ты заметил, как он преображается рядом с Филом? Феликс всей душой предан мальчику, а Фил буквально смотрит ему в рот. Если бы не это…
– …ты с легкостью заподозрила бы Феликса в самом страшном, – закончил за нее Найджел.
– Я предпочла бы, чтобы ты не вытягивал из меня признания, которых я не собиралась делать, словно фокусник золотые часы из карманов простаков, – обиженно заметила Джорджия.
– Ты прелесть, и я тебя обожаю, но кажется, ты впервые в жизни солгала мне.
– Нет.
– Значит, не впервые.
– Значит, не солгала.
– Ладно, будь по-твоему. Не возражаешь, если помассирую тебе плечи?