***
У нее были горячие, обветренные губы. Все она пропитана ветром, какой-то первобытной силой. Ее волосы, с бесцветными, выгоревшими добела прядями пахнут почему-то морозным туманом. Так пахнут облака на высоте, там, где они цепляются за горы. Как она немыслимо далека от этого суетного мира...
Далека, несмотря на то, что я узнал эту породу. В мире больших денег кого только не встретишь, но когда счет начинает идти на миллионы, они попадаются все чаще. Бесцветные, сухие лица потомственных аристократов. Нередко - с удивительной правильностью черт. Их талант ко лжи и игре проявляет себя в полном отмирании чувств. Начиная с элементарного - отсутствия неконтролируемых мимических жестов и кончая полной хладнокровностью в самых, казалось бы, патовых ситуациях.
Впрочем, о холоднокровии сейчас не могло быть и речи. Мне нельзя было показываться с ней на людях, нельзя обнимать ее. Специально выбрал людное место чтобы не наброситься на нее как в тот раз. Я хотел все закончить. Хотел объяснить, насколько сильно мы не можем быть вместе. Но не мог сказать ей ни слова из многократно отрепетированной речи - видел, что это убьет ее... нас обоих. Внутреннюю поверхность легких странно пощипывало, словно склеры глаз в преддверии слез. Колючий лед сжимал сердце снаружи, а что-то горячее разрывало изнутри. Равнодушная посторонняя жизнь даже не представляет себе, сколько борьбы в этой внешней скованности. Но я прижимаю ее к себе, и внезапно становится легче, мягче, свободнее и проще дышать. Она спасает меня от чего-то неотвратимого, от чего, казалось, никто не способен спасти. Я задыхаюсь, стоит мне только подумать о том, что надо ее оттолкнуть. Немедленно. Сейчас...
***
На следующий день наша фотография была на всех обложках газет. Я теперь эту газету таскаю с собой на память. Красивая фотка, зря стюарт на платье мое косился. Впрочем, сомнительная радость. Скандал не утихал долго.
Я не хотела убивать Сикорски. Случайно повезло.
Я сама не знаю, зачем я пришла к ним домой. Мне открыла она - черненькая, миниатюрная... сама того не подозревая, укравшая мое все, задолго до того, как я сама об этом узнала...
- Пришла - едко усмехнулась она. Она явно узнала мое лицо. Наверное ночами на фотку, глазела, плакала. Так ей и пусть будет. Я ощутила странное удовлетворение.
- Я не любила его - сказала зачем-то она - когда меня за него отдали... Он подавал большие надежды, и мой отец хотел приумножить свое состояние за его счет. Но боялся доверять ему деньги, и устроил наш брак - чтоб им обоим некуда было деться. Сначала я его ненавидела. За преступное равнодушие к моей красоте... А вот ему всегда была все равно... она задумчиво извлекла из пачки сигарету и, не замечая меня, направилась на балкон. Я, как сомнамбула, последовала за ней.
- Я была первой красавицей - продолжала она свою исповедь. Я вдруг почувствовала ненависть к ней. Конечно, избалованный цветочек первого мира. Ее богатые предки могли себе позволить из поколения в поколение улучшать породу, беря в жены самых красивых женщин - ...меня оскорбляло его равнодушие, но и интриговало. Со временем, в попытках приручить его, годами играя в свои игры, я влюбилась сама. Я утешала себя мыслью, что он на самом деле любит меня просто не умеет проявлять свои чувства. В это было легко поверить, учитывая, что в остальном он оказался безупречным мужем. В это было легко поверить, пока не появилась ты... Ты, чье имя он повторял ночами. Ты, думая о которой он замирает, как никогда не замирал в разговоре со мной. Ты... Зачем ты пришла? Что тебе от меня надо? Запомни, я не отдам тебе его, никогда не отдам!!! никогда...
Она сама зачем-то уселась на перила, уверенно затягиваясь сигаретой. Ей, наверное, было очень страшно, раз она выставляла себя такой смелой. При леденящих кровь словах «не отдам никогда» моя рука сама подтолкнула ее. Ни вскрика, ни звука падения. Четырнадцатый этаж, что тут услышишь? Просто прервался издаваемый ею поток звуков. Бились на ветру дорогие шелковые занавески...
***
Пахло бедой. Морозным ветром, открытым пространством. Что могло случиться в трижды охраняемом доме? Но распахнута дверь, открыты все десять замков. Занавес пузырится от ветра, словно указывая - тут. Я вышел на балкон, и далеко внизу увидел Ольгу. Мертвую Ольгу.
Вот и все... Она решила разом все мои проблемы. Теперь у меня отнимут детей, капитал... странно, что я называю это проблемой, ведь в этом вся моя жизнь. Была. До встречи с ней... Ася... В комнате стоит ее запах. Как она смогла проникнуть сюда? Я не злился. Ася... Тоненькая, светлая, ясноглазая... такая грустная. Она не пыталась замаскировать следы. Ей, наверное, как и мне сейчас, абсолютно все равно, что с нею будет дальше. А ведь ее убьют. Закон не един для разных миров, потому они и разные. Если верить слухам, и она правда из нижнего, с ней церемониться никто не станет. Никому не удержать разъяренного тестя, потерявшего трепетно обожаемую дочь... Какой же я идиот! Сижу и хнычу, что потерял все. А мое все сейчас идет по улицам этого, опасного для нее города, размахивая соломенными волосами. У нее, наверное, гулко бьется сердце. И это все моя вина. Я разозлил ее своей трусостью. Она сходила с ума, я знал это, видел, потому что тоже сходил. Зло порождает зло. Зло всегда побеждает, потому, что любая борьба - борьба зол: добро в нее не вступает, на то оно и добро. Одна месть будет требовать ответной, порождая цепочку, которая будет усиливаться на каждом круге, как игра в казино с удвоением ставки. Странно, что при такой его живучести, мы все еще живы.