– Сами знаете, почему. Хотела отомстить ему и Лупу.
Но лучше от этого мне не стало. Наоборот, стало только хуже.
– Чего добивался Дэви?
– Трудно сказать. У него всегда на все были три-четыре причины, три-четыре разных варианта. Он не виноват в этом. Ему никто никогда не говорил правду о том, кто же он такой, пока этого не сделала Лорел. Но и тогда он не знал наверняка, правда это или нет. Когда они разговаривали, она была пьяна.
– Сказала, что его отец – Стивен Хэккет?
– Я не знаю, что она ему сказала. Честное слово.
Это было любимое выражение ее матери, и она произнесла его точно с такой же интонацией.
– Под конец мы с Дэви уже почти не разговаривали. Я
боялась ехать вместе с ним и бежать тоже боялась. Не знала, как далеко он зайдет. Он и сам этого не знал.
– Он зашел еще дальше. – Я подумал, что пора сказать ей, пока изменения, происшедшие с нею за эту ночь, еще не успели откристаллизоваться в ее сознании. – Сегодня днем
Дэви был застрелен.
Она тупо уставилась на меня, словно способность реагировать на услышанное была у нее временно истощена.
– Кто застрелил его?
– Генри Лэнгстон.
– Я думала, он друг Дэви.
– Был им, но у него возникли свои трудности. Как и у большинства сейчас. – Я оставил ее наедине с этой мыслью и прошел в спальню, где ее отец примерял одежду. Он решил надеть свитер с глухим воротом и брюки. В свитере он выглядел молодо и дерзко, как киноартист.
– Каковы планы, Кит?
– Еду к Хэккету и возвращаю ему чек.
Его заявление изумило меня. Он и сам выглядел слегка изумленным.
– Рад, что вы решились сделать это. Но лучше отдайте мне чек. Это улика.
– Против меня?
– Против Хэккета. На какую он сумму?
– Чек выписан на сто тысяч.
– И сколько еще наличными за магнитофонные пленки?
Себастьян немного поколебался.
– Десять тысяч наличными. Я передал их миссис
Флейшер.
– Какую легенду сочинил вам Хэккет про эти пленки?
– Сказал, что Флейшер пытался его шантажировать.
– За что?
– Он не сказал. Хотя я думаю, речь шла о связи с женщиной.
– Когда вы передали ему пленки?
– Только что. Как раз перед вашим приездом сюда.
– Кто был в доме, Кит?
– Я видел только мистера Хэккета и его мать.
– У них есть магнитофон?
– Да, я видел, как они проверяли, подходят ли эти пленки.
– Сколько всего пленок?
– Шесть.
– Где вы их оставили?
– У миссис Марбург в библиотеке. Что они сделали с ними потом, я не знаю.
– И они дали вам чек. Правильно?
– Да. Хэккет.
Он вынул из бумажника желтую полоску бумаги и протянул ее мне. Она весьма походила на такую же бумажку у меня в сейфе, только подписана она была Стивеном Хэккетом, а не его матерью, и дата была проставлена не на неделю вперед.
Нравственная сила, потребовавшаяся Себастьяну для того, чтобы расстаться с деньгами, произвела в нем заметный сдвиг. Энергичным шагом он прошел вслед за мной в гостиную.
– Я еду с вами. Хочу высказать в лицо этому подонку
Хэккету все, что я о нем думаю.
– Вам нужно заняться более важным делом.
– Что вы имеете в виду?
– Отвезти дочь обратно в клинику, – сказал я.
– А нельзя – просто домой?
– Пока слишком рано.
– И всегда будет рано, – вставила Сэнди. Но на отца она начала смотреть уже другими глазами.
Глава 34
Капитан Обри поджидал меня у двери, выходившей на крыльцо отделения в управлении шерифа. Мы беседовали в полутемном коридоре этого старого здания, чтобы нас не было слышно дежурному полицейскому. Когда я в общих чертах изложил Обри то, что уже знал и что пока только предполагал, он изъявил желание немедленно отправиться к Хэккету.
Я напомнил, что ему придется оформлять ордер на обыск, а это не так просто. Тем временем Хэккет может либо уничтожить пленки, либо стереть с них запись.
– Почему эти пленки так важны? – спросил Обри.
– Потому что связаны со смертью Лорел Смит. Сегодня вечером я узнал, что примерно двадцать лет назад у Стивена Хэккета была с нею связь. Дэви Спэннер был их внебрачным сыном.
– И вы считаете, ее убил Хэккет?
– Пока это рано утверждать. Но я знаю, что за эти пленки он заплатил десять тысяч.
– Даже если и так, его нельзя просто пойти и арестовать.
– Мне и не нужно этого делать, капитан. Я же работал на миссис Марбург. Я могу войти в дом.
– А выйти из него сможете? – спросил он, мрачно усмехнувшись.