— Да, черт возьми! — Джослин посмотрел на д'Эвена. — Кувшин с вином. Я разливал его. Это мне в голову пришла идея выпить за здоровье мастера. Я не помню, откуда оно взялось в нашей комнате. Оно просто было там, и я проследил, чтобы всем досталось поровну.
— Когда вы начали ощущать последствия?
— Сложно сказать, — пожал плечами д'Эвен. — Наверное, через полчаса. Те, кто постарше, уже уснули, но Джером, Роджер Элингтон, Джослин и я еще болтали. Мы были навеселе, и, думаю, никто из нас не заподозрил, что внезапная сонливость — нечто большее, нежели обычный результат изрядного количества выпитого. Впрочем, быть может, несчастный Монфише думал иначе.
Бартоломью переговорил с Элингтоном, отцом Джеромом и двумя стариками. Никто из них не смог рассказать ничего нового, хотя все божились, что в спальню возвращались вместе.
Бартоломью снова присел, прижавшись спиной к бледно-абрикосовому камню, запрокинул голову и подставил зажмуренные глаза ярким солнечным лучам. Чья-то тень упала на него, и он прищурился.
— Нам необходимо поговорить, Мэттью, только не здесь. Встретимся в саду.
С этими словами Элфрит, украдкой оглянувшись по сторонам, удалился в направлении своей комнаты.
— Помоги мне подняться, брат, — попросил Бартоломью Майкла, который последним вышел из зала, что-то дожевывая. Майкл протянул ему руку и рывком поднял на ноги. Бартоломью поразился его силе. Он-то всегда считал тучного монаха слабым и немощным, однако тот вздернул его на ноги без малейшего усилия.
— Я сегодня иду в Барнуэлльское аббатство, — сказал Майкл, утирая рукавом рот. — Не хочешь со мной? Можно по пути заглянуть к Святой Радегунде.
Он совершенно не по-монашески осклабился. Неужели Абиньи растрезвонил об интересе Бартоломью к его сестре?
— Не могу, брат. Мне надо поговорить с Элфритом.
Майкл как-то странно на него посмотрел.
— О чем?
— Полагаю, это как-то связано с Августом, — ответил Бартоломью. — Ты мне веришь, Майкл? Как ты считаешь, вчера ночью старик был мертв?
— Ну конечно, — горячо подтвердил бенедиктинец. — Август был мертв. Я видел, как ты все проверил, и его я видел собственными глазами. Послушай, Мэтт, — произнес он внезапно, сжав запястье Бартоломью холодными липкими пальцами, — ты должен быть осторожен. — Он украдкой огляделся по сторонам, точно так же как до него Элфрит. — Я не понимаю, что происходит, но мне страшно. Страшно за себя и за тебя.
— Чего ты боишься? — спросил Бартоломью вполголоса.
— Не знаю, — сказал Майкл раздраженно и еще сильнее сжал руку Бартоломью. — Может, это происки дьявола. Август так считал, и теперь его тело исчезло.
— Полно, святой брат, — попытался урезонить его Бартоломью. — Не можешь же ты верить в это. Не ты ли сам всегда говорил мне, что единственный дьявол — сам человек? И что ты хочешь сказать про Августа и дьявола?
Майкл покачал головой.
— Не знаю. Он говорил об этом перед самой смертью.
— Когда именно?
Майкл снова покачал головой и выпустил руку Бартоломью.
— Не помню. Но ты должен быть осторожен. Отправляйся на встречу с Элфритом, но помни мои слова.
Он поспешил прочь и скрылся в темноте за своей дверью. Бартоломью задумчиво смотрел ему вслед. Что тревожит Майкла? Что происходит в колледже?
IV
Когда Бартоломью вернулся в комнату, его "ожидала записка от одного из богатых торговцев сукном с Милн-стрит с просьбой зайти. Он взглянул на солнце, пытаясь определить, хватит ли у него времени до встречи с Элфритом. После секундного колебания он все же отправился в путь, перекинув через плечо тяжелую сумку со снадобьями и инструментами и напомнив себе, что должен идти медленно, иначе разболится колено. Этот купец никогда не обращался к нему прежде; должно быть, муж сестры Бартоломью рекомендовал зятя.
Он отыскал дом — бестолковое строение, сверкающее свежей побелкой, — и постучал в дверь. Слуга провел его по лестнице в роскошную комнату, обитую голубой с золотом тканью. Окна даже были застеклены, и солнечный свет, сочившийся сквозь стекла, причудливым узором ложился на дощатый пол. Бартоломью представился и присел на постель, чтобы выслушать жалобы нового пациента. Очень скоро ему стало понятно, что прояви Натаниэл Фламандец побольше умеренности и не переусердствуй с вином на вчерашнем обеде в Майкл-хаузе, не лежал бы он сейчас в постели и не страдал от головной боли и желудочных колик. Бартоломью с серьезным видом выслушал весь перечень жалоб больного и прописал большое количество разбавленного эля и холодный компресс на голову. Натаниэл был явно ошеломлен.
— Но вы же не посоветовались со звездами. И пиявки вы разве не будете ставить?
Бартоломью покачал головой.
— В пиявках нет никакой нужды, и мне не нужно спрашивать звезды, чтобы уяснить себе характер вашего… недуга.
Он поднялся, чтобы уйти.
— Погодите! — С живостью, заставившей его поморщиться, Натаниэл ухватил Бартоломью за руку. — Освальд Стэнмор уверил меня, что вы лучший врач в Кембридже. Разбавленный эль и мокрая тряпка — это все, что вы предписываете? Как вы узнали о состоянии моих жизненных соков?
Бартоломью подавил вспышку раздражения.
— Разумеется, я могу убить весь день на то, чтобы советоваться со звездами и изучать ваши «жизненные соки». Но в итоге мой совет вам будет тем же самым: побольше пить и прикладывать холодную тряпку, чтобы унять боль в голове. Остальное довершит время.
Натаниэл приподнялся на постели.
— Но этого недостаточно! Какой же вы врач, если не желаете прибегать к средствам вашего ремесла?
— Я честный врач, мастер Натаниэл, — парировал Бартоломью. — Я не пытаюсь содрать с вас деньги за услуги, в которых вы не нуждаетесь.
— Но откуда вы знаете? — уперся Натаниэл. — И я чувствую необходимость в кровопускании.
— Тут я вам ничем помочь не могу, — отрезал Бартоломью и двинулся к выходу.
— Тогда я пошлю за мастером Колетом, — заявил Натаниэл. — Уж он-то знает толк в пиявках. Можете больше обо мне не беспокоиться.
Бартоломью вышел, с трудом подавив желание сказать Натаниэлу, что он болван. Сбегая по роскошной лестнице купеческого дома, он услышал, как хозяин приказывает слуге позвать Колета. С досадой сжимая кулаки, Бартоломью спросил себя — а может, следовало исполнить просьбу Натаниэла? Приставить пиявки к его руке, чтобы удалить избыток жизненных соков, и посоветоваться со звездами, чтобы узнать, какое лечение они могут предложить. Но у этого человека было обычное похмелье! Зачем тратить время на лечение, в котором нет необходимости? И зачем Натаниэлу за него платить? Пока он возвращался домой, гнев и досада улеглись. В который раз он упустил богатого пациента из-за того, что пытался назначить ему то лечение, которое считал наилучшим, вместо того, что пациент ожидал от него получить. Сэр Джон проявил мудрость, поощряя стремление Бартоломью работать среди бедных — они-то редко ставили под сомнение его искусство, даже если не всегда следовали его советам.
Он заскочил на кухню чего-нибудь попить, и к тому времени, когда он доковылял до сада, Элфрит уже ждал его. В сени деревьев, окутанных густым ароматом спелых яблок, было так славно. Бартоломью направился к стволу векового дерева, лежащему у стены, который бессчетные студенты использовали для того, чтобы позаниматься в одиночестве или вздремнуть на солнышке.