Он посмотрел в переднюю часть вагона и заметил открытую дверь, через которую падали снежинки. Он переместился к центру вагона, так далеко, что у него заболело окованное запястье руки. Да, он не ошибся. За мокрым и тонким слоем снега снаружи виднелась темная стена леса, отражавшаяся от светлеющего неба. Он понял, что скрежет пилы в его сне на самом деле был скрежетом крюка и железного уха в муфте, соединяющей вагоны. Исчез поезд, исчез предпоследний вагон.
Был только последний, а в нем он — прикованный к скамье узник. Он посмотрел налево и заметил домик обходчика. В одном из окон стояла погасающая керосиновая лампа. В этом слабом сиянии он заметил какое-то движение. Тень за тенью. В сторону поезда шли люди. Они приближались к открытой двери. Один из них поднялся по ступенькам и зажег фонарь. И тут Моку показалось, что сердце разбухло у него в горле. Потому что в свете фонаря он увидел палача. На нем был длинный плащ, высокая треугольная шапка и маска с круглыми стеклянными отверстиями для глаз, удлиненная в форме птичьего клюва.
Бреслау, суббота 8 марта 1924 года, пять часов дня
Редактор Отто Тугендхат через окно редакции «Breslauer Neueste Nachrichten» смотрел на типографию, из которой выходили пачки с его газетой. Один из работников, не зная, что за ним наблюдают, вынырнул за ворота и развернул из пергамента свой завтрак. Жест работника подсказал Тугендхату идею названия статьи. Он подвинул листок в машинке, так что поток текста оказался значительно ниже уровня печати, и выстукал разреженными заглавными буквами: «Таинственное исчезновение Эберхарда Мока».
Потом выкрутил листок из машинки, а под валик поместил чистый. Он закурил сигару и начал писать так быстро и безошибочно, словно все фразы у него были тщательно продуманы.
«Из достоверных и надежных источников известно, что 4 марта этого года должен был предстать перед трибуналом в Кенигсберге Эберхард Мок, бывший сотрудник децерната нравов Президиума полиции в Бреслау. Мок подозревается в убийстве с целью грабежа или разврата (именно это должен был установить суд) двух проституток, Клары Мензель и Эммы Хадер. Обе женщины были зверски задушены в день 30 июня прошлого года. На орудии убийства (мужском брючном ремне) тогда обнаружены отпечатки пальцев, которые — как потом совершенно случайно выяснилось — являются отпечатками пальцев Мока. Мок, паршивая овца вроцлавской полиции, был арестован и заключен в следственную тюрьму.
Там его он подвергся нападению и терроризму заключенного, который хотел унизить и поработить его. Мок убил нападавшего на глазах у охранника и другого сокамерника. К двум предыдущим обвинениям добавилось еще одно. И здесь, дорогие читатели, следует самое интересное.
Президент полиции Вильгельм Клейбёмер хочет любой ценой спасти репутацию полиции из Бреслау. Таким образом он заключает секретное соглашение с различными важными персонами в Министерстве юстиции и права, что Мок будет судим на тайном процессе в Кенигсберге. Было приказано, что подозреваемый будет доставлен туда строго секретным образом. О всей операции имели сведения лишь несколько особ, включая Отто Лангера, директор тюрьмы, в которой Мок был заключен, судья Эрнест Вайсиг, который получил письмо с приказом выдать заключенного, шеф криминальной полиции Генрих Мюльхауз, а также пишущий эти слова. Шесть дней назад, то есть 2 марта этого года, за Моком приехали три агента Президиума полиции в Кенигсберге. Все прошло в соответствии с чрезвычайной процедурой. Трое агентов забрали Мока в поезд, связывающий Бреслау-Кенигсберг, и вместе с подозреваемым заняли весь последний вагон.
Поезд отъехал вовремя.
На следующий день, то есть 3 марта, произошли три события, которые, несомненно, были сплетены причинным узлом. Утром обходчик с железнодорожного переезда в лесу под Бенау обнаружил стоящий на обочине пустой вагон третьего класса. Как оказалось, именно в этом вагоне ехал Мок с эскортом. Вагон, по-видимому, был отцеплен от остальной части состава, на что указывают следы на сцепке. В тот же день в Эльбинге ждал Мока и своих трех товарищей полицейский агент, который должен был всех отвезти автомобилем до Кенигсберга. Когда они не прибыли в назначенный срок, агент доложил об этом своим начальникам, которые, несомненно, немедленно телефонировали президенту полиции Клейбёмеру.