Держа его под руку, Лиза почувствовала, как он напрягся, к тому же, он все время отводил глаза.
- Непотребство видел, - через силу, буркнул казак. – Даже говорить об том срамно.
Сжав зубы, Лиза приготовилась услышать приговор своему целомудрию. Но пусть так, она должна знать правду.
- Санитар-то тот кули, что трупы свозит, с которым вы в заброшенной фанзе изволили столкнуться… - казаку трудно было рассказывать об этом и Крылов с трудом подбирал слова. – Я его застал, когда он держал вас. Главное, ждал я под окном, назади барака энтого. Не дождался… вот. Ну… полез это через оконце, слышу, ворохнулся кто-то и пошел на шорох тот… Гляжу, китаец облапал вас и целует будто, а потом как пригляделся… Матерь Божья, Царица Небесная! А этот сукин сын свою слюну вам в рот пускает. Рот вам открыл и… Я зашумел, он вскочил и на меня. Я руки-то раскинул: «Куды!» - кричу, а энтот черт узкоглазый так крутанулся, что я глазом моргнуть не успел, как отлетел к едрене фене и чуть стену фанерную не снес от его удара. Утек таки, курва! - сокрушался казак.
Лиза враз обессилила. С того момента как пошла на поправку, ей от чего-то все вспоминался тот мертвый старик, на которого наткнулась она в пустом бараке Фуцзядана. Даже сейчас ее поражал его умиротворенный вид, словно умер он в кругу любящей семьи, а не в загаженном углу холодной продуваемой фанзы. Его бедняцкая ветхая одежда была опрятна и будто оправлена и разглажена на нем. И лежал он на сыром холодном полу, словно положенный в гроб, сложив руки на груди, с намотанными на ладонь можжевеловыми четками. Ни страх смерти, ни предсмертная мука не искажала его черт, будто получил он долгожданное желанное отдохновение. Этот благообразный старец не боялся смерти, просто приняв ее. И тут память Лизы развернулась, словно скатанный рулон холста, с малейшими подробностями показав то, с чем столкнулась она в том бараке до своего обморока. Теперь уж Крылов поддерживал под руку потрясенную девушку, глядя на внезапно пошедший снег, первый в этом злосчастном году.
А Лиза помнила, что не могла разглядеть китайца-кули в полумраке барака, что лицо его закрывала повязка. Ее тогда озадачило, что он не отвечал на ее вопросы, но и не уходил. Он же видел, что она больна и должен был не мешка убежать от нее, вместо этого наоборот шагнул к ней. Он будто понимал все, что она говорит и не боялся чумного инспектора. Тогда-то Лиза засомневалась, что он из санитаров. Все сложилось бы иначе, и она бы выяснила, что это за человек, если бы ее тогда не охватила внезапная предобморочная слабость, от которой подогнулись колени.
И китаец уже виделся неясным пятном, которое внезапно приблизилось так, что заслонило собою все. Отчего-то в ту минуту ей подумалось, что если она потеряет сознание, то этот хунхуз оберет ее до нитки, но подумалось с безразличием. Когда она начала валиться на пол, поддавшись дурноте, то краем сознания еще помнилось, что чьи-то руки подхватили ее, не дав удариться о пол. Еще вспоминался его запах, слабый запах сандала, что отличался от слежавшегося запаха ночлежек и тяжелой вони давно не мытого тела вперемешку с тошнотворным дымом опиокурилен. Самой ей не хватало воздуха. Сквозь застилавшую глаза мутную пелену уходящей действительности, она смутно видела как китаец, медленно стягивая со своего лица повязку и склоняется к ней. Может, хотел услышать ее слабый прерывистый шепот:
- Отойдите… это опасно…
Больше она не помнила ничего.
Значит ли это, что таинственный китаец оказался санитаром-кули и пришел за умершим старцем, который оставался в заброшенной ночлежке? Но застав там русского инспектора вынудил принять какое-то снадобье таким вот… необычным и неприличным способом, поняв, что русский медик заражен чумой? Слишком невероятно даже для бреда одурманенного болезнью сознания. С другой стороны рассказ Василия Федоровича не противоречил тому, что помнила она, а логически завершал эту невероятную историю. Лиза раздумывала над ней до тех пор, пока не поняла, что обязана все рассказать Смирнову.
Владлен Григорьевич нашелся в лаборатории, где в белоснежном накрахмаленном халате колдовал над пробирками, мензурками и микроскопом, похожий на доброго волшебника. Сердито взглянув поверх пенсне на вошедшую Лизу, ворчливо заметил: