Крылов рассказывал тоже, что китайцы не любят ночных передвижений, а если и выезжают по ночам, то в чрезвычайных случаях; они якобы и дома так живут. Например, в город в ночное время, запоздалый спутник уже не сможет попасть. Обыкновенно с вечера, все городские ворота крепко затворяются, чтобы в определённый час утром вновь открыться. Спросили тогда у маленького санитара Гу Яна про этот обычай, на что тот ответил, что в ночное время ездят только одни «дурные» люди, а если придет нужда порядочному человеку ехать поздней порой, то должен он иметь при себе фонарь на котором иероглифами выписан его чин и имя.
Что касается хунхузов и контрабандистов, то их устраивало положение дел на китайской стороне: стоило только пропустить разъезды казаков, укрывшись где-нибудь в ущельях или кустах, перейти рубеж не попавшись казакам, и дальше можно быть спокойными, что на китайской стороне их никто уже не остановит. А если и встретят китайские солдаты, то с ними всяко можно договориться и откупиться.
У русских такое не проходило. Если казачий разъезд нападет на след контрабандистов или встретит грабителей, то кинется за ними и будет гнать до тех пор, пока не настигнет. Хунхузы знали это, как Отче наш, а потому ограничивали набеги на русскую сторону и своевольничали на ней с оглядкой, а вот на китайской грабили беззащитных жителей и торговцев безбоязненно, а потом не спеша уходили с награбленным добром в тайгу, не боясь погони, потому что всякий знал, что китайские чиновники покровительствуют грабежам. Уходя на китайскую сторону, Лиза оглянулась.
Она покидала единственный островок русской жизни на маньчжурской земле, где была хоть какая-то, пусть и призрачная, но российская власть, что могла бы защитить ее. Отношение русских к китайцам издавна и не без основания было настороженно предвзятым, как и у китайцев к русским неприязненно недоверчивым, а в последнее время откровенно враждебным и бог знает, какая участь уготована теперь ее дурной голове. Боже, что она делает? Куда ее понесло?! Зачем?! Верховенцевуе охватило отчаяние, но ни повернуть назад, ни тем более сбежать, было уже невозможно. Лизе оставалось одно, держаться поближе к своему компаньону, которому теперь уж, кажется, было не до нее.
И вот они на маньчжурской стороне, где их сразу же обстреляли, едва они отошли от китайских сторожевых постов. Маленький отряд мигом залег кто за валунами, кто за деревьями и сопками, отстреливаясь. Лиза и ее новоявленные компаньон упали рядом. С одной стороны, вжавшись в траву, стрелял из смит-и-вессона ее компаньон, с другой - человек, который все это время присматривал за ней, палил из появившегося у него, бог весть откуда, обреза. Одного из их отряда ранили и ему мигом помогли его товарищи, оттащив в безопасное место, подальше от выстрелов, перетянув и перевязав рану.
- Кто напал? - прокричала сквозь нестройную пальбу Лиза. Прикрывая голову руками, прячась за ненадежной кочкой смерзшейся пожухлой травы.
- Хунхузы, - ответил ее компаньон, метко выстрелив в одного из оборванцев, пытавшегося обойти их. - Хотят отбить то, что заполучили мы.
«Никак меня?» - съежилась за своим условным укрытием Лиза. Когда с нападавшими было покончено, солдаты поймав хунхузскую лошадь, подвели ее к своему Старшему и тот велел Лизе сесть на нее, после чего сел позади. Так они продолжили путь верхом, тогда как остальные бежали за ними, неся на смастеренных на скорую руку хлипких носилках, раненного товарища.
Тропа неожиданно вывела на широкую степную дорогу. Вдали маячили пологие горы. Потом дорога стала каменистой, ушла в подъем и шагать стало трудно. Прошли ветрянным ущельем, вновь выйдя на тропу, что вилась по откосам холмов, а в одном месте вдруг уперлась в пропасть, на дне которой слышался громыхающий шум потока. В этом месте оказались перекинуты с одного края пропасти на другой два дерева, заваленные хворостом, по которым отряд, не сбавляя шага, перешел на другую сторону. Отсюда дорога спускалась по течению буйной реки, выводя в долину, где путники уже двигались по ровной открытой местности. Лиза спросила у сидевшего за ней компаньона, правившего лошадью, сколько же верст они миновали, оказалось что около шестидесятипяти. Может потому что двигались без остановок, ночь не застала путников в ущелье и им повезло выйти в долину при проблеске ночных звезд, где начали устраиваться на ночлег.