- Она красива? - наконец ревниво спросил голос.
- Она... она русская... - проговорил в пол солдат.
- Убей ее до полной луны, - тут же было приказано ему.
- Я сделаю это, - пообещал солдат.
Крепкий сон доктора Верховенцевой был прерван грубо и неожиданно. Спросонья она не могла понять кто ее схватил, зачем и куда тащат каких-то два молодчика в овчинных безрукавках, с засученными рукавами рубах и длинными косицами за спинами. Мелькнула догадка, что она проспала и двое молодцов из отряда компаньона теперь волокут ее за собой, чтобы она не отставала и не задерживала их отряд. Только почему так бесцеремонно? И сразу вспомнилось, что ведь они уже въехали в Цзиньлян, остановившись в богатой усадьбе. Или это ей приснилось?
Тем временем ее выволокли за дверь и швырнули с крыльца так, что она скатилась со ступенек вниз. Спасли Лизу от чувствительных ударов и ушибов ненавистный ей толстый ватник и штаны, но было так унизительно... Распластавшись животом по земле, Лиза с трудом подняла голову, но вынуждена была со стоном опустить ее, прижавшись лицом к холодным сырым плитам, от чего головокружение поутихло, а тошнота, наконец, отступила. Ей казалось, что вокруг во дворе полно народа и, приподняв голову, уперлась взглядом в восхитительно расшитые по фиолетовой замше золотыми, бирюзовыми и алыми нитями туфельки на детских с неестественно высоким и крутым подъемом ножках. Эти уродливо маленькие ножки покоились на перекладине стула. Ребенок сидел на высоком стуле и развлекался тем, как взрослую тетку выкидывают из дома, спустив с лестницы? В подтверждении этого, Лиза слышала над собой смешки. Опираясь ладонями о мокрый камень плит, Лиза медленно поднялась на колени и сев на пятки, отвела с лица выбившиеся из косы пряди волос, взглянув на сидевшего перед ней ребенка. Только это оказался какой-то странный ребенок, походивший скорее на грубо размалеванную мрачную куклу, небрежно посаженную в кресло-носилки.
Два дюжих молодца, что бесцеремонно выволокли Лизу из павильона, оказались из носильщиков этого переносного кресла. Молодчики, схватив ее за руки, с силой надавили на плечи, заставляя пригнуться к земле. Возле кресла, помимо еще двух молодцев разбойного вида, стояли четыре разряженные китаянки, в теплых отороченных по вороту куньим мехом парчовых халатах, колом стоявшие на их плоских безгрудых фигурах, как если бы жесткой парчой накрыли деревянный чурбачок. А высокие прически, похожие на лопатку, прикрепленную на макушку, украшены цветами из разноцветного атласа, шелка и бусин, уже задубели на февральском холоде и грозили вот-вот отвалиться.
Недоуменно поглядывая на Лизу с брезгливым любопытством и отвращением, будто на какое-нибудь грязное чучело, которое зачем-то притащили с огорода, где оно гнило себе, на чистый господский двор, они с издевкой хихикали, перешептывались, прикрываясь веерами, то и дело склоняясь к сидящей в кресле-носилках тряпичной кукле, наряженной с большей роскошью чем эти четыре жеманные насмешницы. Только вместо затейливой прически, голову мрачной куклы покрывала шапочка с атласным верхом и норковой оторочкой. В ушах массивные золотые серьги, а три пальца на руках были удлинены гротескными ногтями в виде длинных золотых колпачков. Насколько постарались разодеть эту куклу, настолько грубо и обильно разукрасили и ее лицо. Будто наложили театральный грим в плохо освещенном провинциальном театре, да так, что бы видно было с дальней галерке.
Кукла шевельнулась и, Лиза вздрогнув, поняла, что это все же живой человек, обладающий, к тому же, не бывалой властью. Потому что тот час к ее уродливо маленьким ногам упал на колени рыхлый пожилой слуга, что встретил и разместил Лизу в павильоне. Он что-то проговорил, умоляюще протянув вперед сомкнутые ладони, часто кланяясь.
Голос куклы оказался тонким, нестерпимо высоким. Лиза поморщилась, ее все еще удерживали двое молодцов. От свиты нарядных девиц отделилась одна из них, приблизилась мелкими шажками к простертому ниц слуге и, когда тот поднялся ей навстречу, отвесила ему пощечину. Лиза вздрогнула от негодования, в России не так давно было отменено крепостничество и передовая часть общественности очень болезненно реагировала на подобные проявления ненавистного пережитка. Пожилой слуга скорбно и смиренно опустив глаза, принял эту немилость, даже, кажется, тихо поблагодарив за нее девицу, годившуюся ему во внучки.
Девица же имела вид, словно одержала невиданную победу, торжественно отойдя к своим товаркам, встретившим ее щебетом одобрения. И тут от девичьей стайки отделилась еще одна и, скромно потупив раскосые глазки, присела в книксене, прижав к правому бедру сомкнутые ладони о чем-то коротко попросив тряпичную куклу, на что та небрежным кивком дала свое милостивое разрешение. И тут вновь напомнил о себе униженный слуга: воззвав к немощной госпоже, чуть ли не рыдающим голосом, после чего стукнувшись лбом о землю. Как и ожидалось, его стенания были проигнорированы, а девица, шагнув к Лизе, замахнулась, чтобы теперь ударить по лицу и ее. Свите тряпичной куклы видно очень понравилась новая забава. Но Лиза быстро перехватив ее руку, оттолкнула так, что расхрабрившаяся нахалка попятилась и, не устояв на своих козьих ножках, упала на землю, плюхнувшись на плоский зад, получив вместо легкой победы, тяжкий позор, от чего, закрыв ладонями лицо завсхлипывала.