Но в чужеземной наложнице ничего этого не было: ни бьющей в глаза роскоши, ни украшений, ни знания этикета, тем не менее чужеземка обладала чувством такта. Наложница вопросительно взглянула на старого слугу, заставив его очнуться и понять, что вот он только что попрал одно из нерушимых правил этикета, не прилично пялясь на женщину, потому быстро поклонился, скрывая свое смущение.
В то время как евнух У вел Лизу в глубь парка к павильону «Ивовой обители», двух дерзких девиц, обидевших его, на заднем дворе наказывали десятью ударами палок. Избитых, не взирая на крики и мольбы, их грубо вышвырнули за ворота усадьбы, предоставив отныне самим себе. Это послужило уроком остальным слугам, а ведь никто из них не хотел очутиться за воротами усадьбы в чумном городе. Но главным было то, что двум личным служанкам супруги футунданта не помогло даже ее личное заступничество. Просто в какой-то момент во двор павильона «Весенней бабочки» вошли солдаты городской стражи, подчинявшиеся футунданту, и не взирая на гневные вопли и угрозы его влиятельной супруги, заломили руки заступившим им дорогу грозного вида носильщикам. После чего вежливо внеся в дом кресло с негодующей в нем хозяйкой, закрыли двери и ушли, прихватив с собой двух самоуверенных, недоумевающих девиц. Долго до первой госпожи доносились их мольбы, чтобы хозяйка затупилась за них, только что она могла сделать, покинутая растерянными, напуганными слугами, немощная и совершенно бессильная.
Тем временем, по извилистым дорожкам парка Лиза подошла к павильону в глубине сада с желтой черепицей на крыше, с колоннами покрытыми красным лаком и пятиугольными окнами, забранными фигурными решетками. Створки дверей и перила галереи, идущей по всей внешней стороне дома, были сплошь украшены затейливой резьбой.
Слуги, встретив гостью у порога, поприветствовали Лизу обязательными поклонами и новоявленная наложница хозяина вошла в распахнутую перед ней дверь. Евнух У, что жестом показал Лизе идти без него, оставшись с наружи.
Осторожно переступив высокий порог, Лиза с любопытством огляделась. Бросились в глаза параллельные надписи иероглифами на дверях, чтобы они значили? Напротив двери был устроен домашний алтарь - высокий стол с именными табличками предков. Пол выложен каменными плитами. В углах напольные фарфоровые вазы. В комнате справа тихо разговаривали футундант и пожилая дама, сидя на кане на котором между ними был поставлен маленький лакированный столик темного дерева.
На то, что пожилая женщина являлась дамой, указывали ее манеры и тяжелые парчовые одежды, как и тонкие породистые черты лица, очень схожие с футундатом. Несмотря на возраст, ее морщины словно разглаживало неизменно приветливое выражение, как и мудрое спокойствие во взгляде. На сына она смотрела со сдержанной гордостью и нескрываемой любовью. Заметив вошедшую Лизу, футундант встал ей навстречу.
- Поприветствуйте мою матушку, - тихо попросил он, подойдя к ней.
Кивнув, Лиза обошла его, так как он заступил ей дорогу и, приблизившись к старой женщине, наблюдавшей за ней с доброжелательным интересом, поклонилась. Дама, взяв ее за руку, посадила рядом с собой, где до этого, только что сидел ее сын, и ободряюще похлопала наложницу по руке, тем самым признавая ее и принимая в семью.
Футундан сел рядом с Лизой, по другую сторону от нее, так что новоявленная наложница, оказалась между матерью и сыном.
- Я как раз рассказывал матушке, - тихо проговорил он, - что обязан вам жизнью и чтобы отплатить за свое спасение, сделал вас своей наложницей.
И надо было бы сдержаться, но Лизу словно черт дернул за язык.
- Неужели здесь оплата собой есть высшая степень благодарности? - проговорила она, с улыбкой кивнув матушке футунданта.
- Расположение и защита - вот высшая степень моей благодарности, - поправил он. - Но если вам угодно, чтобы я отплатил собой, я не стану противится.
Лизу бросило в краску. Она отчего-то решила, что здесь не поймут ее скрытой издевки, ведь это же не светский салон Петербурга, в конце концов. Только своим ответом футундант дал ей почувствовать неловкость не хуже какого-нибудь тонкого острослова. «Елизавета Сергеевна, нам просто необходимо поговорить», - пообещала самой себе Лиза.